Гомер и Ева. Елена Васильева
стекле, я вам точно говорю: Джоконду сперли. Смотритель зала водил руками по опустевшей стене, рядом с которой только что толпились местные, но больше – итальянцы, и не мог понять, как так: висела, смотрела сразу на всех, а казалось, что на него одного, и вдруг.
Он проверил сигнализацию, он обежал зал по кругу, он спустился на первый этаж, прошел по стрелочкам «Джоконда –>», думая, что ненароком свернул не туда и теперь ищет ее там, где фламандская живопись, но нет! Стрелки раз за разом выводили к пустой стене, и он понял, что Джоконду не сперли – она ушла.
Посетители – и местные, конечно, но все же больше итальянцы – сгрудились вокруг смотрителя:
– Вы знали ее?
Смотритель засмеялся и закашлял кровью, как при туберкулезе, разве что отхаркивал кровавые сгустки сердца, а не легких. Его внутренний фарш, как после страшной аварии, растекался пятнами по паркету.
– Mерзость, – итальянец или, может быть, грек, шедший к Рафаэлю, поскользнулся на заляпанном кровью паркете. – Вы – человек, она – масло на тополе, к чему так переживать.
Добрые люди не говорят инвалиду, что он никогда не будет ходить, и немого не дразнят скороговорками, а смотрителю говорили и не такое.
Смотритель обмакнул палец в потекшие лужицы и повторил на паркете идеальную линию руки Джоконды. Кровь подсыхала и трескалась, а он все обмакивал в блестящие, богатые железом лужицы свои пальцы, выводя плечо, шею, подбородок… Но Джоконда на паркете была не той.
Видя, как смотритель расстраивается, посетители побежали в другие музеи. Итальянцы (а может и греки – смотритель так и не понял) рванули в д’Орсе через дорогу и отрезали кусочек от Гогена (1892), а местные принесли ему оттуда ровный квадратик пастельной балерины Дега. Лувр опустел, посетители разбежались, пытаясь достать что-то, что заменит смотрителю Джоконду. Они крали куски часов Дали из его музея на Монмартре и даже отодрали кусочек Гала с ребрышками на плече, но смотритель замахал руками, и Гала отнесли обратно.
Лежа на паркете, смотритель складывал, как пазлы, мозаику из Гогена, Дега и трех кусков Моне: балетная пачка к кусочку мака, парижский зонтик к дикарской набедренной повязке, а все стояли вокруг и ждали, когда же смотритель закончит и скажет: как здорово, как здорово вышло!
– Но вы не сложите – слышите? – ни за что не сложите из кусочков Моне – Джоконду!
– Какое великолепное уныние. А вишни у тебя есть? – вдруг спросил вампир.
Ева насторожилась. Вишни у нее были, но для чего ему? Вон своих полно.
– Я Вишневый вампир, тебе разве не сказали? Я могу тебе помочь, но ты должна заплатить мне вишнями.
– Зачем тебе?
– Я их съем.
– То есть сейчас ты ел чужие вишни, не свои собственные?
– Конечно, чужие.
Ева почувствовала, что ее подташнивает. Она разглядела и красный рот до самых вампирских ушей, и два бирюзовых глаза без зрачков, и пальцы, заляпанные вишневым соком. У кого-то сейчас в легком не распускается вишневое дерево, их вишни сожрал Вишневый вампир.
– Ну,