Председатель. Юрий Нагибин
стыда, только усталость и скука. Комариха, в длинной белой рубашке, похожей на саван, говорит Анне Сергеевне:
– В Лисовке баб зимой в проруби морозили, а сейчас теплынь, паутинка, вишь, порхает…
– Заткнись, надоела!..
У воды шествие остановилось.
– А ну, бабы, не задерживай, заходи!.. – орет староста, нажимая на баб. – Вперед, бабоньки, а то хуже будет!.. Шагай веселей!..
Немецкие солдаты безучастно глядят на эту сцену, только интеллигентный солдат отвернулся, ему, наверное, совестно.
Женщины входят в воду по щиколотку, затем по колено, по живот, по грудь. Некоторым уже приходится сучить руками и ногами, чтобы удержаться на поверхности глубокой, омутистой реки.
– Веселей, веселей, бабоньки!.. – орет староста – Живы будете – не помрете!.. Залазьте, гражданочки!.. Эй вы, мавры! – орет он на деревенских стариков. – Вам чего велено?.. Лютуйте, зверствуйте!.. Слышь, борода, озоруй над полонянками, не то хуже будет!..
– Кыш!.. Кыш!.. – слабым голосом кричит дед-садовник, размахивая руками.
– Вот мы вас!.. – подхватывают другие старики. – Кыш!.. Кыш!..
– Холодно, однако… – замечает Анна Сергеевна.
– У меня вовсе плеврит, – покашливая, отзывается ее соседка Софья.
– Хоть бы спасал скорее, ледящий черт! – в сердцах произнесла Анна Сергеевна.
Но спасение уже не за горами. Рыцарь Каспа, приподнявшись на стременах, окинул гневным взором загнанных маврами в бурный поток пленниц, опустил копье и дал шпоры Росинанту.
– В Шестоперовке партизанскому связному крутой кипяток в горло лили… – завела Комариха, но ее голос потонул в победном шуме, поднятом Каспой.
Отважный рыцарь достиг реки и врубился в тотчас дрогнувшие ряды мавров. Он колет стариков острием копья, бьет по головам древком, давит конем. Старики, прикрывая руками лысины, обратились в бегство, только один упал и остался лежать на береговой кромке. Староста подошел, пнул его ногой, повернул на спину – это садовник.
– Помер? – спросил помощник.
– Отдышится, – равнодушно отозвался староста.
А Каспа, прокричав что-то ликующее, помчался прочь, и женщины вышли из реки.
– Бабы, слушай сюда! – закричал с бугра староста – Приказ господина лейтенанта. В деревню прибыла наша старая барыня Игошева Татьяна Владимировна. Господин лейтенант объявляют их своей… – староста вынул из кармана порток записку, глянул в нее, – Дульсинеей и велят оказывать всякое почтение, а также робить на них по совести и умению. Всякого, кто ослушается, будут публично пороть на деревенской площади. А теперича разойдись!..
– Вот и поиграли, – заключила Комариха…
Поздний вечер. В небе горят звезды. Над притихшей деревней разносится дорогая каждому немецкому солдатскому сердцу песня «Вахт ам Рейн».
В курень отдышавшегося, как и предсказывал староста, деда-садовника набились бабы: здесь и Надежда Петровна, и Сергеевна, и Настеха, и спасенная ею Дуняша, и старая Комариха, и молодая Софья с плевритом,