Председатель. Юрий Нагибин
лютой смертью казнили, а она… замерла. Так и жила при мне тихой тенью. У меня за нее все сердце изболелось. И вот… видите… – Она поднесла руку к горлу.
Якушев как-то странно посмотрел на председательницу.
– Пойду я, товарищ Якушев, у меня еще делов полно, а сейчас мне малость с собой побыть надо…
– Папаня приехал! – звенит детский голос.
На Василии Петриченко, Софьином муже, повис десятилетний пацан, а пятилетняя дочка, даже не соображающая толком, что этот человек в военной форме, пахнущий сукном и кожей, ее отец, на всякий случай завладела ногой в кирзовом сапоге.
Василий целует жену в помертвевшее от счастья лицо, целует плачущую мать… Его ширококостное, грубо красивое лицо стало слабым от нежности и любви. Софья оторвалась от мужа, как от родника с ключевой водой, метнулась сама не ведая куда и опять приникла к мужу.
– Ну будет, будет!.. – пытается овладеть положением Василий. – Я ж насовсем прибыл в ваше распоряжение… Вот гостинцы привез.
Трясущимися руками он развязал заплечный мешок и достал банки с американскими консервами.
Софья в растерянности трогает банки.
– Красивые!.. Я их на комод поставлю!
– Вот чудачка! – смеется Василий. – Нашла чем любоваться!.. – Осекся, помрачнел. – Наголодались вы, бедные!
Достал из рюкзака пачку сахара, разорвал, протянул кусочек дочери. Та не берет.
– Да это ж сахар, дурочка! Нешто ты сахара не видала?
– Как – не видала? – вмешалась мать. – Что ты, Вась, не такие уж мы бедные.
– А мы тебе баньку стопили, – сказала Софья. – Зараз пойдешь или раньше перекусишь?
– Мы чисто ехали, с банькой можно и погодить. А нельзя ли штофик «Марии Демченки» спроворить?
– Мы думали, ты от «Демченки» отвык. Московской купили.
Василий благодарно чмокнул жену.
– Ну, а закусочка у нас своя – берлинская! – нарочито бодро сказал он, чтоб жена не стыдилась понятной своей бедности.
– Мы в садике накрыли, – сказала Софья.
– Пошли в садик! – согласился Василий. – И это с собой заберем! – Он прихватил свой консервный запас, дал по свертку ребятишкам. – Мы по-солдатски: рраз-два, и готово!
Вся семья выходит в садик. Здесь под рябиной накрыт стол, не так чтобы роскошный, но обильный, а по трудному послевоенному времени даже и более того: подовые пироги, толстая яичница на сале, холодец, разные соленья и моченья, бутылки с водкой, жбан с квасом.
– Уж не обессудьте… – робко сказала Софья.
– Гм… гм… – закашлялся Василий и поскорее сунул под лавку свои консервы…
…В первый момент не понять даже, что это – рука или нога в причудливых золотых браслетах. Потом становится ясно, что это голая по локоть, загорелая, крепкая мужская рука, на которой застегнуты браслеты золотых и позолоченных часов. Чьи-то пальцы расстегивают браслеты и снимают часы: сперва с одной, потом с другой руки. А вот и нога обнажилась, с лодыжки снимают еще две пары часов.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен