Председатель. Юрий Нагибин

      – А бес его знает! Объявился вдруг… Говорит красный директор, – отозвался Василий Егорыч.

      – Прошу слова! – зычно крикнул Зворыкин.

      «Красный директор» поглядел на живописную фигуру моряка: тельняшка, бушлат, смоляные кудри из-под бескозырки – и как-то засомневался.

      – Даешь слово революционной Балтике! – крикнул Василий Егорыч.

      Его поддержали, и Зворыкин одним прыжком очутился на «трибуне».

      – Товарищи рабочие, кто мне скажет, какая в России власть? – обратился он к собранию.

      – Да никакой нету, – ответил размундиренный солдат на костыле.

      – Как так? – поперхнулся Зворыкин. – Выходит, Россия сирота?

      – Не горюй, морячок, найдется дрючок! – ломаясь, крикнул костыльник.

      Зворыкину надоело пустое препирательство.

      – Эх вы! – сказал он с горечью. – Я на этом самом заводе еще мальчишкой на хозяина горбину гнул… Нешто мог я тогда мечтать… – Он задохнулся и вдруг наклонился к толпе – и в упор: – Совесть у вас есть? Себя же проигрываете! Завод в бардак превратили?..

      – Не с того голоса поешь, товарищ матрос! – перебил его «красный директор». – Для революционных масс нет святее…

      – А пошел ты знаешь куда! – отмахнулся Зворыкин.

      Тот попятился и чуть не свалился с «трибуны».

      – Не больно командуй! – послышалось из толпы. – Подумаешь, енерал какой выискался!

      – Братцы, никак, старый режим вернулся! – заорал костыльник. – Хозяев страны в рыло норовят! – И он театрально рванул на себе ворот.

      – Будет тебе, припадочный! – прикрикнул Василий Егорыч. – Чего людей мутишь?

      – Братцы, у него под тельником гидра! – взвизгнул костыльник.

      – Гнать его в шею!..

      – Долой!

      И прежде чем Зворыкин приготовился к отпору, десятки рук потянулись к нему, сорвали с «трибуны» и потащили из цеха Друзья Зворыкина тщетно пытались ему помочь.

      Зворыкина вынесли из цеха и швырнули на землю. Толпа повалила назад в цех. Зворыкин поднялся.

      – Ну, огляделся на заводе, кореш? – услышал он за спиной знакомый голос.

      Степан Рузаев, в кожанке, с маузером на боку, глядел на него из-под насупленных бровей.

      – Как видишь… – хмуро отозвался Зворыкин. Под глазом у него натекал громадный багровый синяк.

      – Ясно, – сказал Рузаев и, пошарив в кармане, протянул ему большой медный пятак. – На, полечись… – И решительно направился в цех, знаком пригласив Зворыкина следовать за собой.