Идут по Красной площади солдаты группы «Центр». Победа или смерть. Максим Шейко
и при этом на четверть чехом, что нисколько не помешало ему в свое время эмигрировать с родителями в Германию, а затем начать карьеру военного. После того как активисты партии Генлейна своим живейшим участием в беспорядках дали основание для мюнхенской конференции, Бенно получил возможность поучаствовать в присоединении своей малой родины к рейху. Через год после этого знаменательного события Недамански вместе со своим тяжелым гаубичным дивизионом резерва ОКХ оказался в Польше, где (с его слов) сыграл, безусловно, решающую роль в штурме Варшавы, о чем Гансу в красках было поведано в течение следующих 40 минут. Дальше последовало подробное описание жизни и невероятных приключений лейтенанта Бенедикта Недамански, двадцати пяти лет от роду, при прорыве линии Мажино в ходе французской кампании…
К тому времени как Бенно добрался до описания своих подвигов в России (примерно через три часа после начала знакомства), Ганс постепенно и незаметно погрузился в состояние тихого и беспросветного ужаса от перспективы провести неопределенное время в одном помещении с этой шумовой бомбой. В отчаянной попытке хоть ненадолго заткнуть неиссякаемый фонтан красноречия Нойнер, не подумав, ляпнул о том, что тоже бывал в Судетах и участвовал в присоединении Богемии. Даже не успев закончить фразу, Ганс по нездоровому блеску в глазах собеседника уже понял, какую фатальную ошибку он совершил. У артиллериста буквально открылось второе дыхание! А если учесть, что и первое дыхание Бенно себе не сильно-то сбил, то положение Ганса, очевидно, переходило из состояния «критического» в разряд «катастрофического».
Осознав этот неприятный для себя факт, Нойнер впервые за последнее время ощутил непреодолимую потребность в активных действиях – мозг отчаянно заработал, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации и попутно призывая весь остальной организм сделать хоть что-то для своего спасения. Решение пришло неожиданно: лихорадочно обшаривая взглядом комнату, Ганс обратил внимание на инвалидную коляску, стоящую за койкой соседа по палате.
– Эй, Бенно, а куда тебя ранило-то?
– Да в ноги! Черт бы их побрал, тех «иванов». Ах да, я же тебе еще не рассказывал… Слушай! В общем, когда мы прибыли из Крыма…
– Так тебе что, обе ноги попортило? – В голове Ганса затеплилась робкая надежда на спасение.
– Ну да! Нарвался на очередь из пулемета. Правую в гипс, а левая через мякоть – гноится до сих пор. Ты слушай! Это в декабре было…
– То есть ты «лежачий» теперь? – Надежды Нойнера крепли прямо на глазах.
– Ага. Даже на каталку эту чертову залезть толком не могу. Эх-х!
– Ты полежи пока, я сейчас…
С этими словами Ганс скатился с койки со скоростью, которую демонстрировал разве только в лучшие времена при сигнале побудки в казарме, и стремительно вылетел в коридор. Лишь пробежав пару коридоров и спустившись на первый этаж, он почувствовал себя в безопасности. Прислонившись здоровым плечом к стене, Ганс наконец-то