Как стать знаменитой. Кейтлин Моран
до того, как я продался попсе. Дыра дырой и огрызок сосиски в пустом холодильнике. Жалко, что здесь нет тебя. С тобой было бы лучше.
– Только не для меня, – говорю я как бы в шутку, но запоминаю его слова и прячу их в свою мысленную шкатулку с сокровищами, где хранятся все приятные вещи, сказанные мне Джоном. Я решила, что, когда их наберется ровно сто штук, я напомню их Джону и скажу ему так: «Видишь? Сто комплиментов! Это значит, что ты меня любишь! Вот полная опись всей твоей неосуществленной любви!»
К тому же я знаю, почему Тони так злобствует в своей статье. Назначив Джона на роль мальчика для битья, он пытается обидеть меня. Тони Рич – из тех желчных, злопамятных мужиков, которые запросто распотрошат человека публично, чтобы уязвить женщину, которая когда-то отвергла их сексуальные притязания. В журнале все знают, что я восхищаюсь Джоном – я, можно сказать, председатель его фан-клуба, – а значит, в нашей с Тони холодной войне Джона следует уничтожить, сровняв с землей, как важнейшее стратегическое укрепление. В музыкальной прессе такое случается сплошь и рядом. В нашем тесном, практически кровосмесительном мирке страницы журналов нередко используются в качестве «тайника» для обмена открытыми письмами, в которых авторы зашифрованно грызутся друг с другом на глазах у восьмидесяти тысяч недоумевающих читателей. Тони даже особенно и не скрывался. В одном месте он пишет о «юных барышнях определенного типа». Это «шумные, вечно поддатые малолетки в ночном автобусе, все в засосах, как в оспинах; они отчаянно привлекают к себе внимание, сыплют названиями умных книг, которые они прочитали, хотя и не поняли ни хрена, в надежде произвести впечатление на парней, а парни лишь ужасаются про себя и стараются потихоньку сбежать. Наверняка вы знакомы с такими девчонками, да, уважаемые читатели?»
Я прямо чувствую, что под последним абзацем Тониной статьи о Кайте стоит незримая строчка: «В отместку за то, что стервозная Долли Уайльд отвергла мои сексуальные притязания. Тема закрыта, вопрос решен».
Голос Джона становится сонным. Похоже, пора завершать разговор.
– Ты извини, что я тебя загружаю, малыш, – говорит он уже после того, как мы с ним попрощались, и договорились встретиться сразу, как только он вернется в Лондон, и попрощались еще раз, – но вдруг я и вправду мудак?
Это говорит музыкант, чьи песни сегодня потрясли зал, и почти три тысячи человек подпевали ему, и плакали, и понимали, что нынешним вечером мир стал чуточку лучше. Джон вешает трубку, и я уже не успеваю ничего сказать.
Я еще долго сижу на кровати и злюсь на редактора – Кенни, – который пропустил в печать эту статью, где Тони Рич издевается над такими девчонками, как я сама. Где он позорит меня – перед всем миром.
Выкурив сигарету, я отправляю факс Кенни.
«Как я понимаю, задача редактора – убирать из статей междоусобные склоки и истеричные выпады, которые выдаются за журналистику, – пишу я. – Тони Рич использует страницы национального издания вместо стены в общественном туалете, на которой карябает маркером: