Освобождение. Патрик Несс
закручивают винт – холодный, страшный, и изнутри вспархивают, будто удушающий ворох перьев, слова: не нужен, не нужен, не нужен…
– Не нужен, – отвечает она.
– Смотрю на нее, – говорит человек, – и не знаю, правду она говорит или нет, да и вообще – на мой ли вопрос она отвечает? А солнце, что жжет мне лицо, – совсем не то же солнце, что светит на нее, о нет, на нее светит другое солнце – преломленное водой, подвижное, живое, дышащее…
Он встает и как будто сам тому удивляется.
Затем вновь подает голос:
– Вы меня не бойтесь…
И уходит обратно в тень. Там он поднимает с земли уже открытую черную банку.
– Ладно, помогу вам – дам попить. Хотя вряд ли вам стоит много пить на такой жаре, под палящим солнцем.
Он делает шаг навстречу.
– Вот, юная леди, видите? Я не жду, что вы сами ко мне подойдете. – Глупо от нее этого ждать. Надо подойти первым. Слышишь? Надо. А вдруг она сделает тебе больно?
– Не сделаю, – отвечает она и сознает, что говорит правду.
Человек идет по серому бетону (идти ему явно тяжело и больно, однако он не медлит и не останавливается). В шаге от нее он замирает и протягивает напиток – тянется изо всех сил, будто знает, что она не в состоянии сделать даже шаг навстречу.
Она делает этот шаг и обхватывает его протянутую руку ладонями. От неожиданности он резко втягивает воздух. Теперь она чувствует его запах – немытой кожи, нищеты, крайнего одиночества. Она берет банку, все еще держа человека за руку. Раскрывает его шершавую ладонь и проводит по ней пальцем.
– Эта рука… – произносит она. – Эта рука меня убила.
– Нет, не эта.
– Такая же.
– Все руки одинаковые. Одинаковые и в то же время разные.
Она отпускает его ладонь и замечает банку в своей руке. От банки исходит сильнейший, почти живой запах дрожжей.
Она делает глоток. Вкус – словно грохот железнодорожного поезда, бой тимпана, свет маяка в тумане. Она смеется, пена струится по подбородку.
– Господи, я же терпеть не могла эту дрянь, – говорит она одновременно своим и совершенно чужим голосом. Потрясенно умолкает.
«Нет, я прежде не пробовала этот напиток», – думает она.
«Пробовала – и он мне страшно не понравился», – думает она.
– И то и другое – правда, – говорит она вслух.
– Так оно и бывает, – кивает человек.
– Скажите. Сколько нас? Сколько… меня?
– А сколько вам надо, столько и есть.
Интересно, сможет ли он дать ответы на все вопросы, что парят позади нее и над ней, словно стая зорких птиц, ждущих, когда же она оступится? Как она сюда попала? Куда идет? Что за шип засел в ее сердце?
Нет, конечно, нет. Сразу видно, что он очень встревожен, ему страшно за себя. Он ущербен, надломлен – подобно многим из них (из кого?), – и борется из последних сил. Она не находит в себе даже разочарования. Только жалость.
– Спасибо, – говорит она, с серьезным видом возвращая ему банку.
– Она