Временной узел. Борис Чурин
наморщил лоб, вспоминая фамилию девушки.
– Ногинской, – подсказал Валерий.
– Ногинской, – кивнул гость, – был на дне рождения Шехтмана Романа Моисеевича. На этом вечере рядом молодых людей, включая самого Шехтмана, были допущены оскорбительные высказывания в адрес руководителей нашего государства. В частности, в адрес товарища Ворошилова прозвучало обвинение в том, что он плохо руководил войсками в начальный период войны. Товарища Молотова упрекали в братании с фашистами в предвоенный период, вместо того, чтобы заключить союз с западными демократиями. И, наконец, дошло до того, что самого товарища Сталина обвинили в массовых расстрелах командиров Красной Армии в конце тридцатых годов. Это, по мнению выступавших, привело к тяжелым поражениям в первые месяцы войны.
Владимир Афанасьевич замолчал, пристально вглядываясь в лицо Валерия.
– То же по пьянке болтали! – попытался улыбнуться молодой человек, – мало ли что спьяну можно ляпнуть!
– Не скажи, не скажи, – указательный палец Владимира Афанасьевича поднялся вверх и несколько раз качнулся из стороны в сторону, – что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Впрочем… – гость махнул рукой, – не об этих болтунах сейчас речь. С Шехтманом и его дружками будут беседовать в другом месте. Разговор сейчас о тебе.
С противоположного конца стола, где сидела тетя Зоя, послышался тихий всхлип. Владимир Афанасьевич бросил короткий взгляд в ту сторону и тяжело вздохнул.
– Но я же ничего такого не говорил, – воспользовался паузой Лера, – я вообще большее время молчал.
– Вот! – вновь указательный палец сотрудника госбезопасности взметнулся вверх, – вот именно! Молчал! Хотя, как комсомолец, как советский человек, ты не должен был молчать! Ты обязан был либо выступить там и заткнуть клеветнические глотки, либо на следующий день сообщить о случившемся в соответствующие инстанции. Но ты не сделал ни того, ни другого, и теперь твое поведение можно квалифицировать как укрывательство или, хуже того, пособничество вражеским агентурным элементам.
– Володя, но неужели ничего нельзя изменить? – раздался теткин дрожащий голос.
Гость опустил голову, стараясь не смотреть в сторону бывшей жены. С полминуты длилась томящая пауза.
– Конечно, я – далеко не последняя фигура в органах, – наконец, заговорил Владимир Афанасьевич, – и при других обстоятельствах можно было сделать так, что имя Валерия вообще исчезло бы из списка участников той вечеринки. Но сейчас это невозможно. Дело взято под особый контроль руководства. А причиной тому – недавнее указание ЦК партии по развертыванию беспощадной борьбы с космополитами.
– С какими космополитами? – тетя удивленно округлила глаза.
– С безродными! – кинул на нее сердитый взгляд Владимир Афанасьевич и в следующий момент с силой ударил ладонью по столу.
– Какого черта ты связался с этими Шехтманами, Гольдбергами, Ногинскими? – резко повысив голос, повернулся он к Валерию, – если тебе русских девчонок мало,