Умер, шмумер, лишь бы был здоров. Ирина Мороз
Остановись на секунду! Да постой же! Нужно снять с тебя шарф! Вытащить из него спицы зонта – не реально… Ну, вот и всё, слава Богу! Садись сюда, на переднее сидение.
Засунув под мышку, спаренные намертво и уже бесполезные, сломанный зонт и продырявленный шарф, Веня помог изрядно промокшему отцу усесться в машину.
– Юрий Геннадьевич! Знакомьтесь! Мой папа – Анатолий Львович Штейн.
– Очень приятно, Анатолий Львович!
– Здравствуйте, Юрий Геннадьевич! Я Вам премного благодарен. – Он промокнул носовым платком капли дождя с ладони и протянул её для рукопожатия.
По дороге на кладбище завязался разговор.
Завьялова интересовали последние генетические разработки. Спрашивал, удастся ли учёным оживить мамонта. Ну, этого, что недавно нашли во льдах. А человека? Как насчёт человека? И главное – никакого риска – мёртвые не умирают. И попытка – не пытка.
О новом препарате, оживившем мышку Муську, научное окружение профессора Штейна ещё не было информировано. А тут, случайно повстречавшись с человеком, просто интересующимся генетикой, Анатолий Львович не удержался и, как на духу, выложил ему, вконец обалдевшему, детали своего последнего открытия. Правда, уже через минуту профессор пожалел об этом и, ругая себя за эмоциональную несдержанность, принялся разглядывать показавшийся купол Новодевичьего монастыря.
Завьялов молча рулил, переваривая услышанное, и посматривал на профессора с благоговением, дополнительный раз, убеждаясь в правильности собственных предчувствий.
Возле кладбища он остановил машину:
– Вот мы и приехали. Профессор Штейн, позвольте мне сопроводить вас. Без зонта вы промокните до костей.
– Юрий Геннадьевич, я вам очень признателен.
Завьялов припарковался. У кладбищенских ворот усатый продавец торговал цветами. Веня купил букет белых хризантем и присоединился к отцу и боссу, которые шли к памятнику, спасаясь от припустившегося дождя под надёжным зонтом Юрия Геннадьевича.
Гранитную плиту с портретом улыбающейся женщины и гравированной надписью:
ливень вымыл основательно и… прекратился.
Эвелина улыбалась сыну, мужу, грузному незнакомцу и цветам – морю лепестков, тесно прижавшихся друг к другу. Она была благодарна родным за память о ней, за ухоженный памятник, за любимые хризантемы, за терпение дорогого мужа, подробно рассказывающего ей на протяжении тридцати лет о взрослении сына, о его успехах, радостях и не прекращающейся тоске по матери.
Мерседес довёз Штейнов до подъезда их дома. Веня вышел из машины, размялся.
Профессор покачал головой и смущённо пожал плечами:
– Даже не знаю, как вас благодарить, Юрий Геннадьевич, – я ваш должник.
Завьялов довольно улыбнулся:
– А знаете, Анатолий Львович, мне бы очень хотелось побывать у вас в лаборатории и своими глазами увидеть чудо генетики – ожившую мышь.
– Добро пожаловать, – в любое для вас удобное время.
Веня