Виктор и Маргарита. Сергей Викторович Мартьянов
если угодно, о судьбах человеческих. Её замечания вскользь:
«Знаете, молодой человек, бывают платья, на вид скромно сшитые, с фокусом. Расстёгиваются подобно халату».
Я смотрю на неё: скромное платье с фокусом. Чёрное.
«Как прикажете понимать замечание? Намек?»
Потом мы сердечно прощаемся: она сходит здесь, я – дальше.
Вот история о несостоявшейся мопассановской встрече. С каждым годом я становлюсь холоднее и жёстче.
Если человек, занимающийся искусством, не имеет таланта, а таких подавляющее большинство, то он должен обратиться к подражательству. Здесь выход. К сожалению, у нас очень мало подражателей, каждый мнит себя гением и, забывая о прошлой культуре, пытается голыми руками на голом месте создать свою цивилизацию; имея спички, хочет получить огонь путём трения.
Это смешно. Это грустно, потому что приняло массовый характер.
Вот частный пример пользы подражательства в кинематографии.
1. Резниченко «Юность».
2. Усольцев «Клятва».
3. Александров «Цирк».
Резниченко «творил», как дикарь, поэтому ленту его стыдно смотреть.
Усольцев, обладая довольно малой культурой, осознал пользу подражательства – ленту его можно смотреть, если не с удовольствием, то, во всяком случае, и без желания покинуть театр.
Александров делал свою вещь, опираясь на опыт, накопленный другими, работавшими до Александрова и при Александрове, поэтому его вещь смотрится не только с удовольствием, но доставляет ещё эстетическое наслаждение. Научиться хорошо подражать – значит научиться делать хорошие произведения искусства. Научиться критически подражать – значит научиться делать выдающиеся произведения искусства. Но это уже разговор об инженерах от искусства. Об этом и фильме Ромма «Тринадцать» я уже писал.
Мне удалось посмотреть ныне запрещённый фильм Костерлица «Маленькая мама». Как и в «Петере» – крепкий остроумный сценарий, квалифицированная работа режиссёра, мягкая оптика оператора, обаятельная актриса, лёгкая музыка и прочее, и прочее.
Мотив запрещения: искажение буржуазной действительности. Попробуем согласиться с официальной версией дикого поступка.
Сегодня получил твоё письмо. Я взял смелость информировать о его содержании Елену. Она, наверное, возьмётся прочесть тебе необходимую нотацию. Сам я, исповедуя политику невмешательства, нотации не читаю.
Так вот: её письмо, если она его напишет, я читать не буду, но готов отвечать за каждую строчку – такова моя вера в правильность мышления этой удивительной, по существу, девушки.
Что касается выражения моей уверенности в благоразумии твоих поступков, то ошибка моя произошла вследствие неправильной оценки твоего возраста: оказывается, тебе не 24, а 18. Что ж, ты вырастешь. 18 лет, как я говорил, недостаток хотя и большой, но поправимый.
Это длинное письмо я заключу сердечным рукопожатием.
12 письмо от 26 августа 1937 года
После длительного и довольно праздного размышления решил