В двух шагах от вечности. Алексей Доронин
что зимою сдохнешь от холода в таких постройках из жести и досочек. И мусора чуток поменьше.
Посреди улицы развалилась стая облезлых дворняг… а может, и хозяйских собак на свободном выгуле. На капроновых веревках и прямо на спутанных проводах, натянутых между старыми столбами и просто жердями, сушилось белье, похожее по большей части на застиранные тряпки. Рядом с «улицей» дома были еще получше, а дальше от прохода теснились шалаши, обтянутые пленкой, и дикие конструкции из деревянных ящиков и жести, крытые рулонными материалами и старым брезентом.
Где только люди не живут… Впрочем, такая вторичная трущобная урбанизация имелась даже в благополучной Франции, в районах, где жили мигранты с других берегов Средиземного моря.
Внутри в некоторых хибарах наверняка не так уж убого. Сделан ремонт, стоят купленные в кредит вещи, иногда недешевые… хотя их и воруют периодически. У многих наверняка были и машины, только хранились они в арендованных гаражах в «чистой» части города, либо, если их нельзя было продать даже на запчасти, просто стояли под открытым небом, Власти с этим, понятное дело, боролись, и такие авто попадали на эту же помойку. А из нее в виде запчастей иногда возвращались на дороги. Вечный круговорот железа в природе. Но в целом внешность часто была обманчива, и обитали в таких местах даже свои миллионеры. Вот только род их занятий часто не стыковался с законом.
Эта прикладная социология позволяла Рихтеру чем-то занять голову, пока ноги были заняты ходьбой, в которой он легко обогнал бы, и по скорости, и по выносливости, всех попутчиков. Кроме, быть может, двоицы в плащах. Эти вообще не знали усталости.
Чем дальше на юг от города, тем более дикой становилась местность. Вместо домов уже то и дело попадались палатки, возле одной горел костер и сидел кто-то, накрывшийся пончо и слегка раскачивающийся, как метроном. Возле другой палатки стояли дамы пониженной социальной ответственности, их породу Максим определять умел, хотя они и были ему неприятны. Разноцветные волосы, сетчатые колготки, на ногтях узоры… но лица человеческие, а не кукольные, фигуры женские, а не силиконовые. Одна как раз набирала из колонки воду в пластиковое ведро, ее товарки курили и прокуренными голосами со смехом что-то или кого-то обсуждали. Дефицита воды в Мексике пока не было, в туристической части города из кранов она шла идеально чистой, но в таких местах пить ее без обеззараживания было одним из способов самоубийства.
Наконец, переулок закончился тупиком. Несколько домов, сколоченных из потемневших досок и обшитых рейками, – пародия на «одноэтажную Америку» – стояли по одну сторону. Здесь они шли за престижное жилье. Четверка хмурых мужчин сидела за столом на пластиковых стульях и играла в какую-то настольную игру. Детей тут не было.
– Это фавелы? – спросил Максим.
– Запомни, Alemán, – полушепотом произнес Сильвио. – Фавелы в Бразилии. В Мексике, как и в моей Венесуэле, есть барриос, но это не оно. Это просто лагерь. El campamento. Имени героя-революционера