В двух шагах от вечности. Алексей Доронин
особи не квакали. Кто-то говорил, что лягушки должны квакать. Но эти только разевали рты и пучили глазищи.
«У квакушек отключили кваканье, – вспомнила она. – Но добавили устойчивость к холоду. Даже когда вода превращается в лед, они могут жить».
И в этом узком проходе было место, о котором знала только она. А может, знали многие, но только она решалась воспользоваться. Там вместо нового стекла – полимерного – стояло старое. Стеклянное. Оно было закрашено изнутри так, чтобы пропускать немного света, но не позволять видеть изнутри то, что снаружи. С одного края облупилась краска. И это место оказалось достаточно низко, чтобы с ее высоким ростом можно было дотянуться до него, встав на цыпочки. Надо было лишь придвинуться к краю.
И вот, пока они проходили мимо, медленно, как улитки (а улиток тут тоже выращивали), у нее появлялось несколько секунд, чтобы глянуть в этот крохотный просвет. Оно того стоило.
Раньше, много дней назад, там был квартал смешных старых домиков, которые вызывали в ее памяти какие-то ассоциации. Отголоски. Но старые дома постоянно сносили, и в последний раз там уже было поле обломков, с несколькими уцелевшими домиками, сиротливо торчащими среди руин. Вокруг них работали большие машины с ковшами и другие – с железными щитами, похожими на гигантские плуги… Она не помнила, как их называют, но на ее глазах они рушили здания. Людей не было. Машины работали сами.
Старые девятиэтажные дома из кирпича. Их тоже снесут, подумала она тогда, и вот теперь видела, что некоторых домов недостает. Их не рушили машины, их взрывали. Один раз она увидела, как дом сложился, как будто был сделан из кубиков.
Дальше, поднимаясь иногда выше крыш, тянулась паутина эстакад, которые свивались восьмерками, пересекались и расходились в стороны, как щупальца осьминога.
Еще дальше, на той стороне шоссе, стояли двадцатиэтажные дома (она как-то в два приема пересчитала этажи в одном из них), похожие друг на друга, – типовые, новенькие, которые казались блестящими, даже когда солнце пряталось за тучи. А за ними виднелась еще одна эстакада, выше первой. И совсем высокие здания. Небоскребы. Здесь уже этажей было не сосчитать. Сплошные стены синего и зеленого стекла. Иногда они переливались рекламой, на них были лица и буквы. Но букв она не знала. Ни тех, которые состоят из линий, ни тех, которые похожи на жуков. Поэтому могла смотреть только на лица – гигантские, в сто этажей.
Но и это был не предел. В ясные дни было видно город за рекой. И там стоял второй ряд небоскребов. Еще выше. До самых облаков. «Из них почти половина нарисованные. Как картинки в книжке», – говорил умный Ляо. Да пошел он! Откуда ему знать? Он мог врать ей нарочно. А может, они были нарисованные все. Она никак не проверит.
Но если некоторые были настоящими… Страшно представить, что люди могли забираться на такую высоту. Как можно смотреть оттуда на землю? Это же голова закружится и жутко станет. А упасть оттуда – останется только мокрое пятно.
«Жутко, – усмехнулась она. – А разве может быть более жуткое место, чем