50 оттенков Серика. Еротически-юмористическое издание. Светлана Шестернёва

      Источником вдохновения стала пандемия коронавируса.

      С благодарностью посвящаю моему Хозяину, Господину, который не на словах показал мне прелесть и власть физической Любви.

      * * * * *

      От чего больше страдали люди обоего пола 9 марта, история умолчит навсегда. Быть может, от выпитого вина. Все ведь знают, что бабы любят пить. А может быть, от слов, которые, не подумав, были сказаны мужчинами 8 марта. Или просто потому, что на кладбище принято страдать.

      Сауле страдала потому, что любила Ольгу, и это было горячо взаимно. Обычно всё происходило в коридоре; их офисы гнездились на одном этаже. И выглядело пафосно. В советском кино про такое говорили: высокие отношения.

      – Саулеха! – звучным грудным голосом гудела крупная Ольга.

      Сауле занималась балетом и не выносила больших и толстых баб. Но Ольга, на её взыскательный взор, большой и толстой не была. А была крупной и роскошной.

      – Ну, до чего ж ты шикарная! – продолжала Ольга, восхищенно оглядывая подругу, одетую в неизменные джинсы и майку-обдергайку. Имидж секс-бомбы закрепился за ней рано, лет в шестнадцать. В ту пору она весила ровно столько, сколько весила атомная бомба «Малыш».

      – Все волосатики на базаре мои, – шутила Сауле, и шутки в том была крохотная доля. Разве что только безрукий не пытался ухватить Сауле за задницу. А таких на базаре не было. С ней также любили фотографироваться китайцы, приехавшие по своим барахольно-торговым делам.

      А потом она похудела. Взяла сама себя за зад, сказала «хватит жрать». И пошла заниматься балетом. В новой кондиции Сауле скромно переименовала себя в «секс-символа». Отстали базарные кавказцы. Успокоились китайцы. Злобно завидовали подруги. И только Ольга – восхищалась.

      – Ну, ты секси, Саулеха! – вопила она, раскидывая руки в стороны, словно собиралась упасть на матрас. На ней всегда было надето что-то невообразимо элегантное. Платье до середины щиколотки или в полную длину, брючный костюм – и непременно умопомрачительный гарнитур из натуральных камней. Сауле считала Ольгу образцом вкуса и женственности. Она тоже мечтала носить шпильки и камни в ушах и на шее. Но пока обходилась кроссовками и парой шпилек и камней за пазухой. Мечта не сбывалась даже наполовину. Зато целиком воплощалась в Ольге.

      – Иди в жопу, – жизнерадостно кричала в ответ Сауле, бросаясь подруге на шею. – Мне никогда не стать такой как ты.

      Главной темой спора обычно было то, кто из них красивей. Каждая утверждала, что прекраснее, конечно же, другая. Но каждый спор резюмировался одинаково:

      – Была бы я мужиком, я бы тебя трахнула.

      * * * * *

      И вот Ольги больше нет. Уехала в отпуск на острова, съела в местном кабаке какого-то моллюска-аборигена. Отравилась и умерла.

      Сауле ревела белугой, не стесняясь собравшихся. Ольга была крупной фигурой не только в прямом смысле, но и в переносном. Пришедшие проститься в целом напоминали оживший справочник «Кто есть кто». Сауле бросила в могилу последнюю горсть земли и поспешила прочь, вытирая пыльной ладонью сопли и потекшую тушь. Она никогда не красилась на траурные мероприятия. Но сегодня была уверена, что Ольга бы этого не одобрила.

      – На, – Ирка, Ольгина коллега, протянула ей носовой платок и хрустальную рюмку водки. Точно такие же рюмки стояли в серванте у родителей Сауле. Элегантная роскошь. Ольга осталась верна себе даже в могиле.

      В другой руке Ирка держала поднос с бутербродами.

      – Не, – отмахнулась Сауле. – Я уж по нашему с ней евразийскому обычаю – кусочком казы.

      Она подцепила с фарфоровой тарелки аппетитный кругляш, и быстрым глотком опрокинула в себя водку.

      – «Смирнофф», – одобрительно крякнула она.

      – Ого? – охнула Ирка.

      – Ольгина любимая, – вздохнула Сауле и отошла.

      Однако не отошла она еще от вчерашнего. Восьмое марта как праздник Сауле презирала всю осознанную жизнь. Это в безмятежном детстве можно умиляться возможности нарядиться в платьице, повязать банты и рассказывать маминым гостям стишок с табуретки. А будучи взрослой сюсюкать от восторга по поводу того, что тебя признали женщиной один день в году – удовольствие сомнительное. Обычно «Бабий день» Сауле не отмечала, но вчера примчалась в компанию друзей и коллег Ольги. Начали за упокой, и за него же и кончили. Кое-кто, как она, – слишком бурно.

      Она походила туда-сюда, рассеянно кивая знакомым и пытаясь унять бешеный стук сердца. Потом вернулась к Ирке.

      – Выпей