Когтеточка. № 1, 2020. Иван Сергеевич Чернышов
вручаю. – Цветы тебе. Красивый букет для самой красивой девушки!
Я с ней галантен бываю.
Она взяла, за вазочкой пошлепала. Эх, вот и день прошел. Разулся, прохожу:
– Че, ужин где? Я, если че, весь день вкалывал!
– Руки иди вымой!
Ну, можно и вымыть. Мою, себе в зеркале подмигиваю: хорошо я в жизни устроился, не хуже людей!
Стасенька
10 часов
Стасенька был оперный певец. Оперы у нас не было, но оперный певец был и даже регулярно выступал: решительно на всех мероприятиях, претендующих называться культурными, Стасенька пел. А кому больше петь?
Все концерты у нас строились по шаблону, а шаблон был такой: первым выступает Стасенька, а потом выступает букет артистов, олицетворяющий дружбу народов.
Что характерно, Стасенька всегда выступал с одним и тем же номером, который ему за эти годы удалось не то что выучить, но даже отшлифовать до блеска (он где-то через месяц уже пел все слова без бумажки). Справедливости ради, надо сказать, что и слов было немного: Стасеньку объявляли (конферансье тоже всегда была одна, и текст читала всегда один), он выходил, кланялся, вставал в пафосную позу, пропевал фразу «Куда, куда вы удалились?», кланялся и уходил. Вот такой был номер.
Так что, в целом, не без хвастовства замечу, наш город мог смело называться культурным: такие номера-то ставим.
Да… но что-то я еще не сказал ничего о себе, а сказать надо: я был Стасенькин брат и заодно повар. Получив гуманитарное образование, я сразу отправился в повара и ни секунды не пожалел. Работать поваром у представителя богемы – это ведь тоже почти что богемно. Вы только представьте, что эта богема ест! Стасенька, например, предпочитал крем-брюле. На завтрак ел крем-брюле с гречкой, на обед – крем-брюле с оливками, на ужин – крем-брюле с горчицей.
Но в этот злополучный день он отказался от крем-брюле, решив позавтракать в ресторане при гостинице, где он жил (статус, что вы хотите). В ресторане подавали мокриц. Такая была тогда мода. Городской путешественник Пузожитин как раз недавно вернулся из Восточной Кореи и теперь рассказывал небылицы про тамошнюю жизнь; небылицы подхватили и, как и всегда происходит со всем, что дурно, возвели в ранг моды и стали насаждать. Так, Пузожитин где-то брякнул, будто восточные корейцы едят мокриц – и все стали есть мокриц. Ну и Стасенька тоже решил от моды не отставать. Он набрал со шведского стола три поварешки мокриц и подсел к кушающему помидорку местному поэту Луи Олеговичу Капелькину.
– Буэнос аппетитос, – пожелал Стасенька.
– Се требье, – отозвался Луи.
Помолчали. Еще помолчали. Потом Луи стал жаловаться.
– Ах, вы знаете, мои книги все не включают в школьную программу.
– Оооо, – неопределенно ответил Стасенька.
– Мне в иные мгновения кажется, что я страшно несовременен.
– Нууууу…
– Да и вообще… я подмечаю, так сказать, констатирую, что стих, – это слово было произнесено невероятно одухотворенно. – Стих сегодня сложен для понимания. Да. Поэтому я всегда пишу такой подробный