Перекрестки судьбы. Время полыни. Игорь Соловьев
Усталый, серьезный взгляд, как у какого-нибудь работяги с оборонного завода. Старенькие кроссовки, синие вылинявшие джинсы с лохматыми нитками, вязаный свитер и спортивная куртка с капюшоном. Ничего особенного – лицо толпы, одежда масс.
Птица вздохнул, подтянув на поясе ремень, и незаметно ощупал строчку заднего кармана брюк. Там, во вспоротом бритвой шве, лежал ключ от наручников. Обычных типовых ментовских браслетов. Береженого Бог бережет!
Сергей напоследок огляделся. В пустой квартире из мебели осталась только старая рухлядь. Все остальное было вынесено и продано, впрочем, как и сама квартира. На вырученные деньги Сокольских рассчитался с долгами, по которым уже во всю бандитскую мощь тикал кабальный счетчик. Закупил снаряжение и амуницию, а также приобрел билеты на сегодняшний поезд. Птица не собирался больше сюда возвращаться, так как чувствовал, что в его жизни произошел какой-то судьбоносный поворот. Еще не зная, что его ждет там, он уходил отсюда навсегда. В последний раз окинув взглядом квартиру, он закинул сумку за спину и вышел на лестничную клетку. Бросив ключи от входной двери в почтовый ящик, зашагал не оборачиваясь к железнодорожному вокзалу.
– Вот такая, брат, штука, эта Зона! – Николай устало мял папиросу желтыми от табака пальцами. – И колючка есть, и заборы. И солдаты – «вертухаи», и уголовный элемент встречается. Да только там все наоборот: в тюрьмах хода нет «оттуда», а в эту нет «туда». А она тянет, родимая, манит и привязывает к себе навсегда. Много там непонятного и оттого страшного, сколько народу сгинуло, не счесть. Но и желающих попасть туда не меньше. Вот и шарахаются вокруг нее разные… Одни, как волки, в одиночку ходят, другие – гиенами в стаи сбиваются. Кто честно промышляет, кто «шакалит», всякие есть. И дураки, и умники, и фанатики, и сектанты. Одни безобидны, а вот другие… Много жутких слухов. Впрочем, чего сам не видал, о том брехать не буду. Поедешь – сам наслушаешься.
Афганец взял две спички, сложил головками одну чуть ниже другой и, чиркнув о коричневый бок коробка, прикурил. И выжидающе посмотрел на Сокольских.
Сергей задумчиво разглядывал водочную этикетку, словно надеясь прочитать на ней какой-то ответ. В этот вечер на парня лавиной обрушились чужие откровения. И как бы ни бредово звучали слова сидящего перед ним человека, как ни мутил сознание хмель, рассказы Николая вытряхнули и переворошили молодую, но уже покалеченную душу бывшего пограничника.
– А почему я? – наконец спросил Птица.
– А ты, Сережа, фартовый, – ничуть не смутившись, ответил Николай.
– Да уж… – Сокольских с сомнением бросил взгляд на свои заношенные штаны. Да на стоптанные старые кроссовки с двумя разными шнурками.
– Нет, парень, конечно, лично я тебя не знаю, тут твоя правда. Но вот людей в целом – насквозь вижу! И о тебе как о человеке могу многое сказать. Вот ты, верно, сидишь и думаешь, что я случайно заговорил о Зоне-то? Может, я и сам думаю, что случайно. Ан нет!