Морок. Екатерина Константиновна Гликен
словами, проще говоря, ты не Матильда, которая чувствует связь с темнотой. Ты и есть тьма, которая думает, что она Матильда. Чудовище ли ты? Вряд ли. Ты даже не понимаешь, хорошо или плохо от тебя кому-то, ты просто есть. Убила ли ты девушек? Тоже вряд ли. Ты просто была в тот момент, была без намерения добиться чьей-то смерти или напугать кого-то.
Ну так что, Ярушка, похожа ли твоя история и история Матильды? – подмигнул Борис рыжеволосому.
– И похожа, и нет, – не растерялся Ярослав. – Только ты уж всю историю расскажи, как все ж Матильда тут, с нами в избе оказалась?
– А я ее за хвост поймал, в кадку, да знаками особыми из книги и запечатал, – то ли пошутил, то ли серьезно ответил Борис.
– Ну а молния? Причем тут молния? – спросила Матильда.
– Ха-ха-ха, – весело рассмеялся Борис. – Вот так и знал, что всем интересно про молнию будет. Молния – чистая случайность. Вы знаете, что первым, кто оказался на острове, был я. Тут были я и Книга. Я и Книга, Книга и я. Мне было скучно, в Книге я не понимал ни слова. Вот так же открывал, оттуда вылетал дым, закрывал. Я ожидал подводы, что придет за мной по болотам, так прошли пара недель. Однажды вечером я заснул головой на Книге, и мне приснился странный сон: будто девушку хотят сжечь на костре, но я могу ее спасти. Всего-то и надо поймать в кадку темень из подвала, накрыть крышкой и на крышке знаки написать.
Проснулся я посреди ночи, прямо-таки подскочил, дай, думаю, так и сделаю, а вдруг. Темень-то я поймал, а что делать дальше с нею и не знаю. Сидим мы вдвоем в доме: на одной стороне стола я, на другом – кадка. Смешно и страшно. Ну и вынес я кадку на улицу, да забыл про нее. Глупость приснилась, и ладно. Сам по дому хозяйничал, кашу варил. Тут, глядь в окно, небо затянулось да дождь полил. Капли крупные, да ветер сильный. Ветром кадку повалило, а оттуда Матильда выпала. Труханул я, конечно, а как же. Да девчонку-то надо спасать, валяется на земле, видно, что без сознания. В дом затянул. Выспалась. Я все и разузнал, что вам рассказываю. А потом ей рассказал, как она здесь очутилась.
И тут Матильда как спохватится, бусы, говорит, со мной бабушкины были, я их храню, они мне дороже всех сокровищ. Ну, видать, в кадке остались. Она к кадке и выбежала. А тут как молния ударит по ней сверху. Еле откачал. Жива осталась. А как на болотах очутилась и что до избы было – не помнит.
А я и рассказывать не стал. Меньше знаешь – крепче спишь. Да и страшновато. Вдруг и меня утопит.
– А сейчас-то зачем рассказал? – спросил седобородый.
– А затем, Миролюб, что, раз уж вы хотите узнать, что в книге написано, то должны сначала каждый о себе правду узнать.
– Про себя–то я, положим, все знаю. Я ведун, или вещун, кому и как угодно. Откуда способность во мне живет, не знаю, только знаю, что, бывает, рот раскрою, а оттуда слова сами сыпятся. Что слова значат, я не ведаю, потом только, опосля могу понять. Только вот ни разу не было, чтобы слова эти впустую сыпались. Всегда со значением. Другое дело – значение их понять мало кто умеет.
Началось