Мой ВГИК. Автобиография для отдела кадров. Сергей В. Бойко
все как один! – прямо грешники после чистилища. Умытые воспитательной работой, красные лица черпаков выражали смирение, покорность и просветление. Хлюпая разбитыми носами, они возвращались обратно и вставали в строй на свои места.
Рядовой «годичник» – это значит, военнослужащий после института, – рядовой «годичник» по фамилии Капустин опрометчиво попытался смыться – наверное, собирался «стукануть» дежурному по части, благо штаб полка располагался аккурат напротив нашей казармы, только плац перейти – тут и штаб. На плацу рядового и догнали, вернули в казарму, насовали тумаков и заперли в каптерке. Входную дверь на всякий случай зафиксировали шваброй. Больше никто не убегал.
Мы с Женевой стояли рядом в первой шеренге. Мы с ним уговорились, что если кого из нас тронет какой-нибудь «дед» – ответим «по полной», не щадя «живота своего» за «други своя». Остальные из нашего призыва на это гиблое дело подписываться не стали – решили на рожон не лезть, потерпеть и дождаться своего часа. И правильно сделали.
Коридор был ярко освещен. Прохаживаясь вдоль шеренги, до нас дошел тот самый неудовлетворенный ефрейтор, который схлестнулся с Женевой на боевом дежурстве. Ефрейтор постоял, постоял, глядя снизу вверх на Женеву, будто силясь вспомнить что-то – но не вспомнил и пошел дальше.
Больше воспитательной работы проводить с «черпаками» не пришлось. Все они сдали переэкзаменовку на «отлично», каждый стал классным специалистом и получил на грудь большой значок с цифрой «1».
Один мой сослуживец из города Горького, рядовой Анатолий Есаулов убедительно вещал близким дружкам, что жизнь его до армии протекала бурным и мутным потоком, и только армия спасла от неминуемой тюрьмы. Рассказы о «гражданке» он подкреплял такими подробностями своей уголовно наказуемой деятельности, что сослуживцы, даже самые бедовые, усмехались и недоверчиво пожимали плечами. Но Анатолий обещал в скором времени представить доказательства. Они и явились – в виде фотокарточек от корешей-земляков. На фото бравые ребята в черных рубашках и брюках щеголяли обрезами, револьверами, черными штыками от трехлинеек и клинками сабель. Эти снимки произвели впечатление, и Толяна зауважали и стали к нему прислушиваться.
Рядовой Есаулов беспрекословно выполнял самые дурацкие приказы и капризы командиров и начальников, направленные часто специально для унижения его человеческого достоинства – выполнял с рискованной ухмылкой. Однажды на боевом дежурстве об эту ухмылку споткнулся сержант старшего призыва, от безделья гонявший его в противогазе за какой-то проступок по бетонированной площади антенного павильона – «шагистикой» с ним занимался под палящим солнцем. Когда рядовой Есаулов по приказу остановился и снял противогаз, мерзкий как использованный презерватив, мокрое лицо его почти самопроизвольно заулыбалось – насмешливо и снисходительно. Тут-то сержант не выдержал и закатил рядовому звонкую оплеуху. Замах был так по-русски широк, что от удара сумел бы увернуться даже слепой. Анатолий – не увернулся! Он потряс головой после удара и сказал укоризненно и с улыбкой:
– Не