Аншлаг в Кремле. Свободных президентских мест нет. Олег Попцов
для профессионала. Профессионалу противопоказана позиция: «я как все». Вот именно, а потому и русский язык надобно знать, хотя бы в объемах семи классов очень средней советской школы, и мысли свои излагать на бумаге последовательно, не в режиме «скакунов».
В Германии все логично. Профессионалы, зацикленные на идее – СССР положено ругать – оказались во власти инерции. Эта тень отрицания легла и на Россию. В России не может быть хорошо. Нет, изменения, конечно, есть. Москва стала неузнаваемой, но это частность. Хорошо в России быть не может. Если в России хорошо, что тогда делать нам, немецким журналистам?
Именно в такой Германии мы провели три дня и сумели переварить 12 встреч и дискуссий. Темп был столь взвинченным, что на телефонные вопросы о состоянии погоды в Берлине, я непроясненно отвечал: «Обыкновенная!» Потому, как нельзя ничего более вразумительного сказать о погоде, погружаясь в очередные заседательские кресла и пододвигая к себе уже ставший ненавистным растворимый кофе и графинообразные термосы, и по силуэту похожие на пингвинов. И еще мутноватый чай в пакетиках с одинаковым вкусом, и сладости в виде глазированного шоколадного печенья и печенья, посыпанного тертым орехом. Вся эта офисная похожесть, как, впрочем, и похожесть вопросов, делала этот марафон утомительным, многословным и даже однообразным.
Смысл всей поездки заключался даже не в этих встречах, бесспорно, полезных. Немцы, вообще, по своей ментальности предрасположены к диалогам, симпозиумам. Гвоздем программы была, конечно же, дискуссия на подиуме по теме: «Сколько Европе нужно России, и сколько России нужно Европы?»
Как только мы прилетели, встречающие сообщили нам, что интерес к дискуссии громаден, и на этот час количество желающих принять в ней участие составило 400 человек. Утром следующего дня нас предупредили, что цифра возросла до 500 человек, зал фонда Аденауэра не сможет вместить всех желающих, и они вынуждены отвечать отказом на безостановочно поступающие просьбы. Я хотел посоветовать «немецким коллегам» подыскать другой зал, но вовремя одернул себя.
Я хорошо знаю немцев, и давно понял, что они не предрасположены к экспромту. И менять что-либо в ранее запланированном действе для них равносильно катастрофе. Тем более, когда это следует сделать немедленно, вне предварительных расчетов и осмыслений.
Более того, дискуссионный зал находится в здании фонда Аденауэра и принадлежит ему. А зал большей величины надо арендовать на стороне, и, значит, платить.
Вечером, накануне, один из модераторов, он же ведущий дискуссии писатель и политолог Александр Рар, был крайне взволнован. В Москве несколькими днями раньше случился вызывающий теракт в театре на Дубровке. А, значит, проблема Чечни опрокинет главную тему дискуссии. И ситуация в комплексе может стать неуправляемой. «У немцев, – предупредил Рар, – очень критическое настроение по поводу военных действий в Чечне. Здесь превалирует точка зрения российской оппозиции: Чечня и все, что происходит