Позывной «Крест». Константин Стогний
года нашей эры будут забыты. Как плохие, так и хорошие.
– Да это бред! – протянул Лавров. – А может, не бред?
– Почему тогда так охотятся за дланью все эти захреддины?
Виктора вдруг осенило:
– Потому что Захреддин – мандей!
– Но ведь он молился как мусульманин, – неуверенно сказала Соломина.
– В том-то все и дело. – Виктор щелкнул пальцами, будто что-то вспомнил. – Он два раза молился, и оба в вестибюле. Второй раз молился в обуви. А где ты видела мусульманина, молящегося в обуви? Видимо, Захреддин так волновался, что забыл ее снять.
– Ух ты…
– Одного не могу понять: если мандеи похитили длань из Цетинского монастыря, как она оказалась у христианской монахини? Хотя в данный момент для нас это не важно. Бежать надо.
– Мы не сможем вылететь из Дамаска без моих документов.
– А мы не будем никуда лететь, – веско заметил Виктор. – Те, кто нас ищут, уверены, что мы полетим. А мы не полетим, а поедем… Через Турцию, Болгарию, Румынию и Молдавию.
– Витя, ты – голова! – обрадовалась Светлана.
– Как говорил классик, одна голова хорошо, а с туловищем – лучше. Но без твоих документов нам все равно не обойтись.
– Мне надо в Эль-Кутейфу! – решительно сказала Светлана.
– Тебе одной? – удивился Виктор.
– Именно, – засмеялась девушка. – Нас ищут и «Аль-Каида», и политбезопасность. В Кутейфе наверняка уже ждут двух чужестранцев, высокого мужчину и женщину. Но и миновать Кутейфу не удастся, я вызвала туда Антуанетту с моими документами.
– А если она как-то связана с политбезопасностью? Ведь Захреддин жил у них в гостинице.
– Есть такой риск. За ней могут также следить люди «Ан-Нусры», – согласилась Светлана, – но других вариантов нет. Нам надо разделиться, ты слишком заметный. Дождешься меня где-нибудь здесь в убежище. А я знаю арабский, замотаюсь в никаб, доберусь до Кутейфы и встречусь с Антуанеттой.
– Но как же ты сама? – сокрушался Лавров.
– То же я могу сказать и про тебя. Как же ты сам? Не забывай, Витя, у меня третий дан по айкидо.
Ночью пустыня резко отличается от пустыни при дневном освещении. Все живое бодрствует, то и дело между камнями мелькает что-то мелкое, но шустрое, из зарослей саксаула доносятся невнятные шорохи. Свет фонаря часто падает на свежие следы на песке – какое-нибудь животное оставило их.
Расстояния в ночной пустыне представляются как минимум в два раза большими, чем днем. Люди двигаются по огромному, полному шорохов пространству, и за пределами круга света, отбрасываемого фонарями, стоит непроницаемая черная стена. Только в малом радиусе от источника света можно различать цвета. При свете фонаря многое выглядит иначе, чем днем; ветви кустарников и трава приобретают призрачный, подводный оттенок.
Создавалось впечатление, что они бредут по дну моря, где-то глубоко-глубоко, куда с большим трудом добирается солнечный свет. Слабый луч фонаря Лаврова показывал ему участки заостренных камней и блеклую окраску песка между ними. Все предс�