Крепость души моей. Генри Лайон Олди
Он вернулся к лифту. Медленно, стараясь не делать резких движений, протянул руки ладонями вверх – будто собаку успокаивал.
– Как вас зовут?
– Таня… Татьяна Андреевна.
– Я сегодня не завтракал, Татьяна Андреевна. Я умираю от голода. Я хочу кофе. Черного и крепкого. У меня, как вы слышали, полчаса свободного времени. Уверен, поблизости найдется тихое, скромное кафе. Вы не составите мне компанию?
– Вы не завтракали? Совсем?!
– Совсем.
Девушку словно подменили. Крепче перехватив пакет, она быстрым шагом двинулась мимо Чисоева. Он нажал кнопку вызова лифта, но девушка не стала ждать.
– Пойдемте, – сказала она с лестницы. – Я вас накормлю.
Вокруг отцветала сирень. Крупные, махровые гроздья клубились облаками – закат над морем. В цветах жужжали редкие, бог знает откуда налетевшие пчелы. Одинокий шмель кружил над дощатым столиком, басовито гудя. Позже этот закуток оккупируют ходячие больные и их родственники, но сейчас здесь никого не было. За огромной липой, там, где начиналась асфальтовая дорожка, девочка лет шести прыгала по расчерченным мелом «классикам». Голова девочки от бровей и выше была плотно забинтована. Левая рука в гипсе, похожая на запеленатого младенца, висела на перевязи. Девочка морщилась – похоже, от боли – и все равно прыгала.
– Вот…
С деловитостью сестры, явившейся на продленку к младшему брату, Татьяна Андреевна опустошала пакет. Бульон, еще теплый, в литровом термосе. Судочек с куриными тефтелями. Ломтики свежайшей, воздушной булки. Из домашней хлебопечки, понял Артур. Два бокастых апельсина. Пластиковые стаканчики. Одноразовые ложка с вилкой. Достань Татьяна Андреевна серебряный столовый сервиз на двенадцать персон – Чисоев не удивился бы. Сейчас он был ребенком, который следит за фокусником и волшебным цилиндром.
– Кушайте, – велела девушка.
– А вы?
– Я завтракала. Мне нельзя много есть…
– Кофе? – вспомнил Артур.
Девушка покраснела от смущения. Так краснеют только рыжие – лицом, шеей, грудью. Она поднесла пальцы к губам, молитвенно сложив ладони. Глаза Татьяны Андреевны наполнились слезами.
– Нет, – прошептала она. – Кофе у меня нет…
– Толик!
Толик возник, как джинн из лампы.
– Организуй нам кофейка.
– По-быстрому? – Толик размышлял вслух. – На кругу в киоске наливают. Из аппарата. Или сгонять в «Шинок»? Как у нас со временем? В «Шинок» – минут за двадцать обернусь.
– Бери в киоске, – принял решение Чисоев. – Если не очень бурда… И тащи сюда. А потом дуй в «Шинок». Татьяна Андреевна, вам с молоком?
– Мне чаю, – тихо попросила девушка. – Зеленого. Пожалуйста…
Толик испарился.
Артур взял тефтельку. Такие готовила мама. Когда сыновья в детстве болели, мама места себе не находила. Это никак не отражалось на ее строгом, красивом лице. Мамино беспокойство находило выход на кухне, откуда неслись вкуснейшие запахи. И еще: когда Чисоевых-младших дразнили «тефтелями», отец, смеясь, объяснил, что «тефтель» – наше, родное слово, от