Бумажный лебедь. Лейла Аттар
провела в хорошо отапливаемых клубах и ресторанах под искусственными лампами, пила искусственные коктейли со своими искусственными друзьями. Фальшивые проблемы. Фальшивые эмоции.
Как же много я пропустила настоящих, блистательных ночей, таких как эта, когда вселенная кружится в танце прямо перед тобой – крошечной ноткой ее симфонии.
– Скай, – нарушил тишину Дамиан, и тут я заплакала.
Я как будто пережила великое очищение. Все хорошее и плохое, горести и радости вырвались наружу.
Я ненавидела себя за то, что дала слабину. За то, что прижалась к мучителю, когда он поднял меня с шезлонга. За то, что позволила отнести меня в душ, вытереть, одеть, уложить в постель. А хуже всего – я хотела, чтобы он остался, обнимал меня, гладил по голове. Наверное, так и выглядит стокгольмский синдром? Я не верила, что все это происходит со мной.
Глава 8
Наутро я проснулась от громкого плеска, как будто море вдруг оказалось под обстрелом. На яхту напали – возможно, нас настигла полиция? Я бросилась наверх, ожидая увидеть множество катеров и отца, кричащего в рупор: «Всем выйти на палубу! Руки за голову!»
Сейчас отец меня увидит. Увидит, что я жива. И поцелует меня трижды – нет, не меньше двенадцати раз.
Папа! Слава богу, ты здесь! Я жила тут одна с этим Дамианом, и он отрезал мне палец! Когда меня окружили акулы, он бросил меня на съедение, правда, оказалось, что это всего лишь дельфины. А потом я увидела настоящую ночь, и я что-то почувствовала, у меня в голове помутилось, и…
Не было ни катеров, ни рупора, ни отца.
Мы стояли на якоре под сенью отвесной скалы. Десятки пеликанов камнем падали в волны и выныривали с сардинами в клювах. Временами сразу несколько птиц взрезали воду с таким громким всплеском, будто рвались боевые снаряды.
Дамиан плавал по другую сторону от яхты. Он греб длинными, мощными взмахами, словно не замечая творившейся вокруг кутерьмы. Его тело было идеально сложено для пловца: сильные ноги, широкие плечи, узкие бедра. Размеренно дыша, он поворачивал корпус влево и вправо, выбрасывая вперед то одну, то другую руку. Он плыл тихо и умело, держа подбородок у самой воды. Я вслушивалась в каждый его вдох, и все прочее как будто исчезло: смолкли птичьи крики, остался только влажный шелест его дыхания. Ритмичный, уверенный звук – мощный, завораживающий и такой… дурманяще мужской.
В моей голове словно щелкнул переключатель. Я посмотрела на себя со стороны и осознала, с какой легкостью раньше осуждала других, поливала грязью и клеймила то, о чем не имела ни малейшего понятия.
Ужас, да как она может фантазировать о парне, который ее похитил? ОН ЖЕ ПАЛЕЦ ЕЙ ОТРЕЗАЛ!
Или:
Она сама виновата: зачем садиться в машину к незнакомцу?
Или:
Почему она так долго его терпела, если он мучил ее днями напролет?
Или:
Он – чудовище! Застрелил своих родных!
Есть вещи, которых мы делать не должны, однако внутри у нас таится зернышко необъяснимого, дающее