Письма из деревни. Александр Энгельгардт
всходы, 8 мая утром, осматривая цветы и овощи в огороде, я был поражен тем, что все молодые листья на ревене оказались сильно продырявленными. Всматриваюсь – вижу на листьях сидят маленькие темнокоричневые блестящие прыгающие жучки – земляные блохи, – каких я прежде не видал, совершенно отличные от хорошо известных нам земляных блох с золотистыми полосками на спине, поедающих всходы репы и редиса. Осмотрев один огород, маленький подле дома, – белый, как называет староста, потому что в этом огороде я занимаюсь сам и развожу в нем разнообразные, господские, овощи, – я пошел в другой, серый огород, где у меня, между прочим, был засеян небольшой участок льну. Лен этот был посеян раньше полевого, хорошо взошел и уже поднялся на вершок от земли. Смотрю – на льне сидят те же земляные блохи, что и на ревене, и точат молодые листики. Это что еще, думаю, за напасть? и побежал в поле. Глянул на лен, и чуть в обморок не упал: представьте себе, – все поле покрыто неисчислимым количеством земляной блохи, которая напала на молодой всход льна; на каждом только что вышедшем из земли растеньице сидит несколько блох и точат молодые листики… Где место пониже, посырее, где лен уже поднялся, – там блохи меньше; где посуше, где лен и без того идет туго, – тут-то она, проклятая, и точит. На глазах лен пропадает. Ну, думаю, конец: в два-три дня все объест – вот тебе и лен, вот тебе и нововведение. Мы говорили, скажут, что по нашим местам льны не идут, что у нас и деды льнами не занимались. Тут, конечно, дело не в деньгах: потеря ста рублей, заплаченных за обработку четырех десятин, меня бы не разорила, но дело бы затянулось, а при введении чего-нибудь нового первая вещь – успех. Одно вышло хорошо, другое, третье вышло хорошо – и вот приобретается уважение, доверие к знанию. «Это – малый голова» – скажут, «это хозяин», и на всякую новость будут уже смотреть с меньшим недоверием, а если в течение нескольких лет все будет идти успешно, то можно приобрести такое доверие, что всякую новость принимать будут.
Понятно, как я был поражен этой неожиданной незадачей.
Что делать? Досыта наглядевшись, как блохи едят лен, я побежал домой.
– Ну, Авдотья, пропал наш лен.
– Помилуй господи!
– Да. Уж я тебе говорю, что пропал. Где Иван?
Авдотья испугалась; она подумала, что ее муж, староста Иван, что-нибудь не подладил.
Отыскав Ивана, я, ни слова не говоря, повел его в поле ко льну.
– Видишь?
– Что это такое?
Иван сначала не мог понять, о чем я его спрашиваю. Я показал ему на блоху.
– Вижу, теперь вижу, козявочки сидят.
– Да, козявочки, а видишь ли ты, что козявочки эти едят лен?
Иван усомнился; но, рассмотрев внимательнее, и он согласился,
что действительно козявочки точат листики на льне.
– Это ничего.
– Как ничего? Да разве ты не видишь, что едят? ну, и съедят все. Пропадет наш лен.
– Спаси господи! Зачем?
– Как зачем? Да, так,