Дэва вероятности. Константин Бенкен
встретиться в одном из многочисленных маленьких забегаловок на Невском. А потом решили представиться. Девушка представилась как Юля; молодой человек назвался голосом тише положенного этикетом между незнакомыми людьми, и продолжалась серая утренняя тишина, прерванная тем же голосом.
Голод в начале мешал разговору, но, будучи утоленным, он, наоборот, способствовал неторопливому разговору малознакомых молодых, полных энергии, правда, к концу дня немного выдохшихся, людей. Все чаще между ними проскакивали искорки понимания, содружества и чувства, которые обычно являются прерогативой близких и давно знакомых людей. Постепенно они перестали замечать окружающих посетителей кафе, настолько перестали, что их тоже не замечали. Было мало рассказано про себя, но этой молодежи не надо было слов, понимание и знание приходили без слов. Но разговор не затянулся – два сильно-волевых взгляда встретились в густоте слов и винных паров забегаловки, взгляды, несущие боеголовки более опасные, чем атомная или водородная бомба. Серые и карие глаза, окруженные двумя рядами длинных ресниц, в одном случае естественных, в другом – частично удлиненных, постепенно наполнялись другой жаждой, новым голодом.
Голые плечи еще пахли, несмотря на то, что раньше были под тонкой черной кофточкой, шавермой, съеденной в кафе, благо до ее квартирки было недалеко, совсем рядом, хотя, когда время останавливается от ожидания счастья, трудно говорить о длительности торопливого перехода из одного помещения в другое, из одного состояния в другое, из одного положения в другое. Чуть ниже, ближе к плечу, рука издавала запахи разгоряченной кожи длительно находившейся в плотном объятии синтетического пальто. Еще ниже пахло очень разнообразно: можно было найти места, пахнущие ее работой: то чернилами, то всевозможными препаратами, некоторые кусочки запястья сохранили воспоминание о кожаных перчатках, сильно намокающих в этот весенний период. Ногти, совсем чуть-чуть, источали едковатый аромат свежего лака. Холодно, прикрой меня, а стоит, думаю, да, но ведь человек так редко, в современном мире, бывает откровенно, честно и, главное, естественно голым.
Голубое постельное белье оттеняло белизну бархатной кожи, по которой так приятно спускались руки и губы. Здесь тоже были запахи, но крайне личные, индивидуальные, не имеющие доступа к внешним сильно пахнущим загрязнителям. И здесь, в ложбинке немного ниже грудей, на удивление хорошо пахло какими-то цветами, полевыми цветами, если не ошибаюсь, не ошибаешься, все верно, у меня такие духи, черт. Игра ласок и шуток покатилась по еще плохо накатанной дорожке по второму кругу. За окном темнело, и шел серый вечерний дождь, никуда не надо было торопиться. В комнате, особенно в кровати, чувствовалось тепло двух утомленных, но еще не совсем уставших, тел, которые в свою очередь с охотой отдавали излишки энергии. Что потом было сделано в ускоренном варианте – приняли прохладный душ в небольшой ванной на пятом этаже здания старой застройки с высокими потолками. Но, как оказалось после