Осень на краю. Елена Арсеньева
Вот так и напишите.
– Для газеты?! – не веря своим ушам, пробормотал Шурка.
– Ну да!
– А вы что же, газетчик?
– Ну, знаете! – хмыкнул чиновник. – Газетчик – это который по Покровке носится да орет, словно очумелый: «Новое наступление противника на Западном фронте!»
Он так похоже кричал писклявым мальчишеским голосом, что Шурка невольно захохотал.
– Это – газетчик, – повторил новый знакомец. – А я – газетный репортер. Пишу то, что вы все потом читаете.
– А для какой газеты вы пишете?
– Для «Энского листка», разумеется. А вы что думали, для «Ведомостей» или «Волгаря»? – В голосе репортера прозвучало такое пренебрежение, что Шурке стало ужасно стыдно, что он мог хотя бы предположить подобное.
– Нет, нет, я так и понял, что для «Листка», мой отец его всегда читает, – быстро принялся оправдываться он. – А как ваша фамилия?
– Моей фамилии ты не увидишь, у нас у всех псевдонимы. Мой, к примеру, псевдоним – Перо.
– Перо?!
Шурка чуть не сел, где стоял, прямо в пыль дорожную.
– Здорово! Вот знал бы отец, что я со знаменитым Пером буду разговаривать…
– А кто твой отец?
– Присяжный поверенный Русанов.
– Ну ты только представь: вот открывает отец твой газету, а там – ваша фамилия… Зовут тебя как?
– Шурка… в смысле, Александр.
– Ну вот, открывает он газету, а там заметка и подпись – Александр Русанов. Прославишься! – уговаривал Перо. – И всего-то нужно для этого – сесть и написать про то, как в Энске пленного Вильгельма дурацкого ждали.
– А где писать-то? Прямо на улице, что ли? – спросил Шурка, уже сдаваясь.
– А пуркуа па? – спросил в свою очередь и Перо. – Вон, видишь, какой хороший пенечек, рядом с часовней? Садись, а я подожду. Но ты все же побыстрей пиши, а то февраль ведь, небось не июнь. Холодновато!
Ну, Шурка сел на пенек рядом с часовней Варвары-великомученицы, вынул карандаш, положил на свой твердый ранец листок, вырванный из репортерского блокнота Пера, и в две минуты описал все, что видел и слышал. Перо не успел еще папироску выкурить! Шурка заметил – он курил «любимицу публики, боевую папиросу «Кумир», о которой в «Энском листке» из номера в номер печаталась целая эпопея. «Ну сущая «Одиссея»!» – посмеивался отец, читая о новых и новых приключениях храбреца Маркела, большого любителя папирос «Кумир». Этот Маркел сначала работал на заводе, жил себе да жил, а потом его призвали в армию. На сие событие «Энский листок» совсем недавно откликнулся третьей главой «одиссеи» под названием «Маркел и «Кумир»:
Наш Маркел втянулся в дело:
Бил он немцев лихо, смело,
Быстро навык приобрел,
Как мышей, врагов колол!
Но однажды на разведке
Он застрял во вражьей сетке,
А когда стал вылезать,
Враг давай в него стрелять!
Но Маркел наш сметлив был:
Взял «Кумир» и закурил!
Как отведал немец дыма,
Пропустил он пули мимо!
И,