Адам и Ева. Камиль Лемонье
Адам!
Наши имена перелетали с уст на уста, как сама наша счастливая и воздушная жизнь.
Мы покоились на влажной груди земли, под сонмищем чудес. Ночь пряла серебряные и шелковистые нити. Низвергался рой метеоров, катились страшные колесницы. Луна разливала потоки молочно-белой воды на хрупко-нужные цветы. Ты, Ева, также была с твоими истомными и лучезарными глазами цветком в саду жизни после прихода садовника. Но никто нам не приказал:
«Идите же ныне с золотыми кольцами к священнику».
Там в лесу тихо веял ветер, и листья мягко колебались, словно благословлявшие руки.
Глава 7
Два первобытных, божественных существа блуждали по летнему лесу.
Твоя маленькая грудь, Ева, словно склон долины. В складках твоего тела извивы горного русла. В твоих волосах гибкая и кудрявая листва березы. Но моя рыжая и вьющаяся борода разливается, подобно огромной куще дубов. Я не знаю ни твоего имени, ни своего. Быть может, я некогда был вождем племени среди пустынной равнины. Ты была в ту пору обетом жизни, дремавшим по ту сторону ночи. Я есмь день, медленной поступью пришедший по аллеям тишины. Я – охотник, чья алая стрела пронзила тени. Свежее дуновение бессмертия обдало юностью наши поцелуи. Каждый из нас – первый, и то, что ты мне даешь, ты мне еще не отдала вполне. Ты – яблоня в саду, и от каждого упавшего яблока родится новое. И я вкушаю зеленый плод твоей девственности. Я не думал, что уже сорвал его.
– О, милая моя Ева, я никогда бы не кончил впивать всю любовь, которая таится в твоем едином легчайшем волоске. Как осторожный рабочий расщепляет золото парчи, я возьму твои волосы и стану отделять волосок от волоска и называть твоим божественным именем. И буду глядеть, как растет белоснежная роговинка твоих когтей. В каждом из этих прекрасных чудес ты будешь снова возрождаться предо мной, неведомая и девственная.
В сладком безумии я говорил ей это.
Мы уходили с зарей и не любили больше жилища. В лесу были нежные покои. Пышные буки вливали в нас чистую гордость возрождения человеческой судьбы. С изумленным восторженным движеньем она обнажала свой юный стан.
– Видишь, как груди мои округлы. Может быть, мой милый, во мне уже дитя?
Милая Ева, это любовь поднимает твои перси, но это еще только любовь.
– Нет, уверяю тебя, – говорила она, – это другое. Я чувствую усталость. Я едва переступаю.
Я брал ее в охапку. Она обвивалась руками вокруг моей шеи, и я ходил с легкой ношей ее нежного тела в руках. Она благоухала соком растений и свежестью утра. Ее волосы разливали запах спелой шелковицы, который меня опьянял. Из глубины ее зрачков излучалось сияние, как из капли воды. Тихим ласковым голоском она мне говорила:
– Ты сильный и рыжий, как бык.
Но не поэтому в ее глазах светился лукавый отблеск смеха. Она, ведь, думала:
«Он уступил мне. Он послушен и ласков, как ягненок».
Я притворился, что не заметил ее хитрости. Я с наслаждением вкушал горячий трепет ее жизни у моей груди. Вдруг она разжала пальцы.
– Там в деревьях пела птичка.
И