Горловка. Девятьсот пятый. Алексей Борисович Черных
носом и сопел.
Завадский Герш, стоявший рядом,
Идиллию стерпеть не смог
И ткнул винтовочным прикладом
В холёный капитанский бок.
Пот у мальчишки капал с носа,
Как будто летняя жара,
А не декабрьские морозы
Проникла в двери со двора.
Потел же Герш от напряженья
И предвкушения того,
Что он получит наслажденье,
Избив ещё не одного.
* * *
Карамышев, проснувшись, нервно
Вскочил на нарах, мутный взгляд
Его сверкал немилосердно,
Как резкой молнии разряд.
Оружье у него забрали,
Но он откуда-то достал
Массивный, из булатной стали,
Прекрасно сделанный кинжал.
На миг соратники Дейнеги,
И прочие, кто рядом был,
Застыли, словно их навеки
Разрыв во времени скрутил.
Не по уставу офицерам
Пехотным этакий кинжал.
Но капитан весьма умело
Им и владел и управлял.
Интуитивно угадал он,
Кто командир его врагов:
Дейнегу остриё металла
Чиркнуло, чуть не распоров.
Спасло же то, что полусидя
Кинжалом офицер рубил.
Его движение предвидя,
На шаг дружинник отступил.
Предотвращая продолженье
Подобных выпадов, наган
Нацелил Прохор, и в мгновенье
Был ранен нервный капитан.
Хрипя «К оружию!», на нары
Без сил Карамышев упал.
И об пол глухо звякнул старый,
Упавший роковой кинжал.
Вся кульминация момента,
Казалось бы, сошла на нет.
Но Герш на эти сантименты
Имел совсем другой ответ.
Он резко приподнял винтовку
И быстро надавил курок.
Ненужный выстрел и неловкий
Никто предотвратить не мог.
Герш бил в упор, нелепо тыча
Винтовкой капитану в грудь.
Смертельный выстрел закавычил
Карамышевской жизни путь.
* * *
Ни революции витийства,
Ни будущая благодать
От социальных благ – убийства
Никак не могут оправдать.
Коробит глупость объяснений:
Чтоб вился революций дым,
Клубок из жертв, убийств, гонений
Оправдан и необходим.
* * *
Со сна и после смерти страшной
Их командира не смогли
Солдаты дать отпор отважный,
Оружие не сберегли.
Дружинники все их винтовки
И всё изъятое вразброс:
Продукты и экипировку, –
В свой загрузили паровоз.
Дух революции нестойкий
Дружинникам не помешал
Помародёрствовать в пристройке,
Где мёртвый офицер лежал.
Толпясь над трупом капитана,
Поругиваясь невостро,
Дружинники делили рьяно
Его нехитрое добро.
Остановить