Наполеон. Д. С. Мережковский
гибкость даже в телесной усталости, в самом крайнем напряжении физических сил, даже в гневе; я никогда не видел, чтобы одно дело отвлекало его от другого. Не было человека более поглощенного тем, что он делал сейчас». – «Изумительна гибкость ума его, которая позволяет ему переносить мгновенно все свои способности, все свои душевные силы и сосредоточивать их на том, что в данную минуту требует внимания, все равно, мошка это или слон, отдельный человек или целая армия. Пока он чем-нибудь занят, все остальное для него не существует: это своего рода охота, от которой ничто не может его отвлечь».
Люди устают, но не боги и не вечные силы природы; так же неутомим и он.
«Сотрудники его изнемогают и падают под бременем, которое он взваливает на них и которое сам несет, не чувствуя тяжести». – «Будучи Консулом, он иногда председательствовал на частных собраниях секций министерства внутренних дел, от десяти часов вечера до пяти утра». – «Нередко в Сен-Клу он задерживал членов Государственного совета от десяти часов утра до пяти вечера, с перерывом в четверть часа, и в конце заседания казался не более усталым, чем в начале». – «Я мог рассуждать о каком-нибудь деле в течение восьми часов и затем перейти к другому, с такою же свежестью ума, как вначале. Еще теперь (на Св. Елене) я мог бы диктовать двенадцать часов подряд». – «Он работает по пятнадцати часов, без еды, без отдыха». – «Однажды, во время консульства, в одном административном совещании, военный министр заснул; несколько других членов едва держались на стульях. „Ну-ка, просыпайтесь, просыпайтесь, граждане! – воскликнул Бонапарт. – Только два часа ночи. Надо зарабатывать жалованье, которое нам платит французский народ“».
За семьдесят два дня последней Французской кампании люди не понимали, когда он находил время спать и есть.
После страшного Лейпцигского разгрома, 2 ноября 1813-го, выезжает из Майнца, а на следующий день, третьего, поздно вечером выходит из кареты на Тюильрийском дворе: от Майнца до Парижа проскакал, нигде не останавливаясь. «Когда он вышел из кареты, ноги у него так затекли, что он едва стоял на них, и лица на нем не было от усталости. Но, наскоро обняв жену и сына, проводит весь остаток ночи с министрами, выслушивая их доклады, диктуя и отдавая распоряжения. Отпускает их в шесть утра, приказав министру финансов возвратиться в полдень: „Захватите, Годэн, отчеты по казначейству, нам нужно над ними поработать вместе как следует“». В эти дни секретарь Наполеона, барон Фейн, говорил графу Лавалетту: «Император ложится в одиннадцать вечера, встает в три часа утра и работает до ночи, не отдыхая ни минуты. Надо, чтобы это кончилось, иначе он себя доконает, и меня с собою».
«За три года (консульства) он больше управлял, чем короли за сто лет», – говорит Редерер. «Безмерно то, что я сделал, а то, что я замышлял сделать, еще безмернее», – говорит он сам.
И эта иступленная, невообразимая, нечеловеческая работа длится без перерыва без отдыха тридцать лет.
«На таких людях не тело, а бронза», – говорит