Укротить ловеласа. Дарья Сойфер
от и без того мизерного гонорара. Ну и традиционная русская недоверчивость: того и гляди облапошат! Наш человек на все горазд: деньги в трусы зашьет от воров и кризиса, от эпидемии бусы из чеснока повесит. Подумаешь, устроить себе концерт-другой!
Именно поэтому Надя и наблюдала, как пропадают в безденежье и безвестности талантливые музыканты. Не сел в Большой театр на хорошую зарплату – все, пристраивайся в крематорий на похоронах играть. Потому что трудно творческому человеку вертеться, как носок в стиральной машине, влезать в каждую щель и заговаривать зубы нужным людям.
А Надя… Она как будто для этого специально росла в большой семье. Мама, сама того не подозревая, давала средней дочери мастер-классы по выживанию в этом большом и суровом мире. Выбить очередную субсидию? Льготную путевку в приличный лагерь? Продвинуться в очереди на квартиру? С мясом выдрать у властей бесплатный земельный участок? Да после этого Надя могла, не моргнув глазом, уделать самую матерую паспортистку. Что уж говорить о рядовых директорах концертных залов?
За пару минут, пока Римма Ильинична вела Надю в гримерку, еще до того, как Платон широко улыбнулся и выдал: «Ого! А ты совсем не изменилась!», Надя успела мысленно узреть грандиозный триумф, который ждал ее с Платоном. Команда мечты – вот как их следовало назвать. Его богоподобная игра, помноженная на ее деловую хватку, – и мир, дрогнув, упадет к их ногам.
Надя не учла одного: вместе с лишними килограммами Платон потерял всякую совесть. Временами он вел себя мило и душевно, снова становился ее трогательным другом, почти родным человеком. А временами, когда кровь отливала от его мозга вниз, заставляя последний иссыхать от феерического идиотизма, Платон устремлялся на поиски приключений за стрелкой своего природного компаса. Кобелировал, если коротко. И тогда, – даже не со зла, а просто в тестостероновом тумане, – Платон забывал обо всем. О концертах, репетициях, встречах. О том, что если ты-таки явился на репетицию, то хорошо бы захватить ноты. И без смычка играть на виолончели довольно затруднительно.
Из агента, из уважающего себя концертного директора Надя постепенно превратилась в няньку. И как Римма Ильинична, столько сил отдавшая образованию сына, забыла втемяшить в его талантливую башку, что чужих теть трогать не надо, потому что от этого бывают болячки?
– Зря ты сказала ей, что ты моя жена, – Платон выдернул Надю из печального прошлого, чтобы погрузить в не менее безрадостное настоящее. – Это выставляет меня в дурном свете.
Надя чуть не поперхнулась – было бы чем. Из-за того, что пришлось нестись к Платону через весь город, не успела даже позавтракать.
– А ты собирался ей перезвонить?
– Ну… – Платон задумчиво наморщил лоб: Надя так и видела, как у него перед глазами высвечивается шкала женской привлекательности. – Вряд ли.
– Тогда скажи спасибо, не придется оправдываться, – она швырнула в чемодан несколько пар носков и с облегчением застегнула молнию: одним делом