Ещё двадцать одна сказка обо всём на свете. Игорь Дасиевич Шиповских
девушка, что он встретил много лет назад в Преображенском. Одно лицо, один голос. Ноги подвели старого солдата, и он, не совладав с волнением, охватившим его, не удержался и осел, облокотившись на косяк двери.
– Еремея… – неотрывно смотря на девушку, еле слышно прошептал он, пересохшими губами.
– Я не Еремея,… меня зовут Лена… – помогая ему подняться, поправила его Елена, – Саша,… ну ты что не видишь,… человек устал, падает, помоги ему… – добавила она, обращаясь уже к хозяину.
– Ну, хорошо, хорошо… – пробурчал Александр и взялся помогать. Никодима усадили за ближайший столик. Елена сразу поставила перед ним кружку с морсом и уже собиралась отойти, как он, быстро совладав с собой, тихо произнёс.
– Всё верно… ты не Еремея,… Еремея твоя мать… – прошептал он, а для Елены его чуть слышный шёпот прозвучал словно выстрел.
– Что?! Что ты сказал?… Я не поняла?… – остановилась она и с серьёзным видом посмотрела на него.
– Я сказал,… Еремея – это имя твоей матери,… а ты на неё очень похожа… -
– Да ты-то солдат, откуда знаешь!? – не дав ему договорить, нервно спросила Елена.
– Потому, что я твой отец,… я граф Кондаков, а ты моя дочь… – сказал Никодим, и как отрезал.
– Ты что ополоумел служивый,… какой ты граф?! – воскликнул Александр, и уже было засобирался вытолкнуть Никодима из кабачка.
– Постой Саша,… погоди, пусть всё скажет… – остановила хозяина Лена, и будто даже резко повзрослела.
– Тогда присядь дочка,… разговор длинный… – просипел граф и, взяв со стола кружку, жадно сделал несколько больших глотков. Елена и Александр послушно присев рядом приготовились его слушать. Никодим начал с самых азов и рассказал им, всё как было. И про своё житьё в Преображенском, и про царя, и про сватовство, и как потом они с сестрой родились, и про его поход на войну, и про турецкий плен, и про недавний разговор со старостой. Ну а когда он уже закончил, был глубокий вечер.
Много событий пронеслось в воображении внимательно слушавшей его Елены. Вся жизнь отца, её собственное детство, и даже смутный образ матери всплыли в её памяти. Александр, сначала относившийся к рассказу Никодима с недоверием, под конец его, во всём разобравшись, осознал, что перед ним настоящий отец Елены.
– Теперь-то я понимаю в кого она такая смышлёная,… мне-то её привели совсем ещё маленькой, я и знать не знал, кто она на самом деле. Я тогда даже и подумать не мог, что она такая родовитая. Человек приведшей её говорил, мол, родители у малышки взбунтовавшиеся крестьяне,… вроде как царь их покарал, и их уже больше на свете-то нет,… да ещё он добавил, что мне стоит забыть о её происхождении. Собственно я так и сделал,… забыл,… и всё время относился к ней как к родной… – словно оправдываясь, сказал Александр.
– Это, правда,… всё так и было… – подтвердила Елена и стала поглядывать на отца уже как-то по-другому, по-свойски что ли, по-родственному. Поговорив ещё часик, они нашли и кое-какие внешние сходства между собой.