Три долі. Марко Вовчок
кроме шелестящих деревьев – это представляло, казалось, мирную сельскую картину, но, вместе с тем, картина эта тоже дышала, если можно так выразиться, какою-то особою, безмолвною и тихою, но грозною силою.
Из гостей остались только Андрий Крук и Семен Ворошило.
III
– А каково теперь пробираться к Чигирину? – спросил странник, понижая голос, как человек невольно делает в опасные времена, заводя речь о чем-нибудь для себя важном.
– Да трудненько, – отвечал хозяин. – Повсюду польские отряды…
Хозяйские приятели безмолвно выпустили из уст по огромному клубу дыма, причем слегка приподнялись их густые брови, и все это вместе без слов красноречиво выразило, что мнение их совершенно согласно с мнением хозяина.
Глаза странника устремились на собеседников и переходили с одного невозмутимого лица на другое.
Один взгляд этих огненных, зорких глаз говорил, сколько пережито уже им опасностей, сколько перебыто трудностей и каков есть навык к встрече с бедою, какова ловкость в борьбе с напастью.
– А мне путь прямо в Чигирин, – сказал странник.
– Теперь туда прямо и ворона не пролетит, – заметил Андрий Крук.
– А далеко до Чигирина? – спросил странник.
– Лучше б далеко – да легко, а то близко, да склизко! – отозвался Ворошило, а Андрий Кру кпристальней поглядел на странника, а хозяин на Андрия Крука.
– Нашему брату, страннику, не разбирать дорог, – отвечал странник, – хоть часом дорожка лежит и докучненькая, а берешь ее… Отрада, если добрый товарищ встретится, панове! Я скажу вам, был у меня добрый товарищ – была у меня с ним и добрая рада, и щирая правда!
При последних словах странника что-то особое мелькнуло на лицах его слушателей.
– Конечно, – сказал хозяин, – доброе братство лучше великого богатства!
– Хороши у поляков паны, у турок султаны, у москалей ребяты, а у нас браты! – сказал Андрий Крук.
– Да не всякого пана познать по жупану! – сказал Ворошило.
– Плохой тот поп, что угадывает праздники тогда, когда минули! – отвечал странник, обводя их своими искрометными глазами.
Ему отвечали не менее говорящими взглядами.
Несколько времени длился этот немой разговор, но до того красноречивый, что после него и слов не понадобилось: друг друга признали.
– С Сечи товарищи поклон шлют! – сказал странник, – а меня послом в Чигирин.
– Мы вам верные друзья и слуги! – ответили ему козаки в один голос.
– Что нового? – спросил сечевик.
– Да один поладил было с Москвою, а другой с Польшею переговаривается, турков на помощь призвал. Тяжкие времена!
Глубокое уныние омрачило козацкие лица. Горесть, прикрытая наружною безмятежностью, вырвалась наружу и высказалась во всей своей мощи.
– Мне надо пробраться в Чигирин, – сказал сечевик после некоторого молчания.
– Все дороги перерезаны.
– А