Босиком в Рай. Максим Александрович Пыдык
Всё дело было в зубах – они значительно подпортили Кактусу дикцию, репутацию, а заодно и харю. Да и зубами-то содержимое его большого рта сложно назвать… редки́ они были, желтоватыми грубыми сталактитами, разбросанные по пасти то тут, то там.
Проведя разведку словами-саранчой, что выпрыгивали из этого неприятного пахнущего рта и разбегались в панике, кто куда, Кактус сразу же кинулся в бой – слепо, безразборчиво, самоотверженно он тянул свою нечистую тёмно-серую клешню каждому.
– Кактус! – торопливо представился он Кире.
– Серёга! – неуклюже дотянулся до Святоши.
– Кактус Ряховский! – отрекомендовался Лёше.
Если бы Лёшик не был Лёшиком, он решил бы, что Кактус – бомж. Но бродяга со стажем, он слишком хорошо знал бездомных и видел, что перед ним просто неряшливый человек.
И так. Всё начиналось с его некрасивого мужиковатого лица. Осунувшееся, неумытое, с многодневными соньками в уголках глаз, оно делало своего обладателя похожим на несостоявшегося барда или мирного алкаша. Широкое такое и нос мясистый. Губы здоровые, как вареник, обкусанные и обветрившиеся. Брови густые, клочковатые, почти срастаются. Волосы с крупицами не то пыли, не то перхоти, шампунь им, явно, пошёл бы на пользу. На тёмной кофте присохли остатки чебурека, который Кактус купил на вокзале и быстро схавал по пути. Из носа торчала козявка, разрушавшая весь его миф о самоуверенности. Пованивало от Серого, кстати, тоже знатно – по́том и немытым телом. Но харя его всё равно сияла завидной невозмутимостью, типа, хм, а тут что-то происходит? я ничего не замечаю. Хотя временами, скорее даже чаще, чем хотелось бы Серёже, там проступали и робость, и неуверенность. Этот контраст наполнял всю его натуру. Он хотел казаться мужественным, да только не мог скрыть свою зашуганность. Он рвался сказать что-то дерзкое, да только руки не знал куда деть. Он хотел от души поздравить тебя с днюхой, да только натыкался на скудный словарный запас. «Желаю счастья, удачи и чё-нибудь там ещё!» – так бы звучало самое мощное его поздравление. Ростом Кактус был 1,90 м. Фигура крупная, угрожающая – точно бесноватый лесоруб. Днём в бригаде посматривает тихонько, к местам приглядывается. А ночью дамочек знакомит со своим тесаком. Таращится исподлобья, а взгляд-то дикий, глаза блестят, вот, точно прям, как у маньяка, аж жуть берёт. Бегают, серо-зелёные такие, того и гляди, зарубит только в путь. Ну так казалось, когда он флиртовать пытался. В этом удивительном взгляде неповторимым образом сочетались попытка обольстить и тупость. Увы, да! Как бы Серёжа не был пафосен, страдал он таким пороком и никуда не мог его скрыть, как и свой член. Что уж греха таить, хреновина у него конская была. И стала она залогом его самооценки на долгие годы, которым он всё оправдывал, мол, туповат я, да ничё, зато елдак большой. Как никакой другой обладатель самой маленькой, самой микроскопической пиписьки, Кактус болел синдромом большого члена и никуда не мог от него деться. Возможно, это и являлось тем пусковым механизмом, который спровоцировал столь прекрасную