«…Так исчезают заблуждения». Том 1. Владимир Леонов
холма, ни древа.
Кой-где чуть видятся кусты.
Немые камни и могилы
И деревянные кресты
Однообразны и унылы.
Порой они, как чума, губят людские тела и души, вносят оцепенение, когда предлагают сомневаться в пользе прожитой жизни и принесенных некогда жертвах. Мысль и слово, как гарпии, безжалостны и коварны и нет от них спасения, ибо они проникает неуловимо и неумолимо:
Стою печален на кладбище.
Гляжу кругом – обнажено
Святое смерти пепелище
И степью лишь окружено.
Спасение только в одном – применить волю, как однажды это сделал Эмпедокл, бросившись в жерло вулкана Этна, удалить негативные мысли и слова из мозгового овина, окружить мифическим блеском другие табуны и напоить их из собственного незамутненного источника – веры и совести. И об этом и о другом, и о множестве ином – в стихах, поэмах и схолиях Пушкина:
Я возмужал среди печальных бурь,
И дней моих поток, так долго мутный,
Теперь утих дремотою минутной
И отразил небесную лазурь.
Надолго ли?., а кажется, прошли
Дни мрачных бурь, дни горьких искушений.
Туманные мечтания о рае и аде, то есть внеземных чертогах и обителях тела и души, мы рассматриваем через призму вечности Вселенной, которая была и остается всему и вся оплотом, а значит, вместе с ней неразделимы судьбы всего, что в ней, наши судьбы: «Самое худшее безумие – видеть жизнь только такой, какова она есть, не замечая того, какой она может быть!» – Сервантес:
Жил он строго заключен,
Все безмолвный, все печальный,..
«Дар интуитивно верного решения», толкуемый Бонавентурой как естественную склонность души к благу – тот универсальный природный инструмент, позволивший Пушкину создавать блистательные поэтические произведения, близкие семантически к интеллектуальной интуиции и художественному чутью; образ платоновской единой парусины, именуемой «Личность», накрывающей многих людей:
Я ехал в дальные края;
Не шумных … … жаждал я,
Искал не злата, не честей
В пыли средь копий и мечей.
«Эмфатический пушкинский штиль» – выразительный, сильный, отличающийся особой эмоциональной светлостью и порой восторженностью, – прикрывает глубокую и безнадежную горечь, свившее свое гнездовье в умах моих современников, когда жизнь сегодня для многих синоним словам « наследники Иуды» и «обманчивая надежда Христа»:
Дух лукавый подоспел,
Душу рыцаря сбирался
Бес тащить уж в свой предел:
Он-де богу не молился,
Оп не ведал-де поста,
Как в недалеком прошлом и сейчас стремится жить и живет человек! Извечный странник, уходящий в туман вечности. Риторический вопрос. Где здесь что-либо о душе,