Чакра Фролова. Всеволод Бенигсен
эти терзали Фролова, но остановить их поток он был не в состоянии.
Единственное, что утешало – это то, что снимать будни передового колхоза, похоже, больше нет нужды. Хоть какая-то польза от войны. Впрочем, могут запросто заставить снимать что-нибудь другое. Ту же войну. И тут уж точно не до художеств. Если только не позволят чуть больше обычного.
– Долго еще? – спросил он у Никитина, чувствуя, что мысли его начинают путаться, и он проваливается в какую-то дрему – давал себя знать похмельный недосып.
– Скоро, – коротко ответил оператор, который все это время размышлял об аппетитных формах Серафимы и пришел к грустному выводу, что из-за войны теперь вряд ли что-то у них склеится.
В Невидово въехали в шесть пополудни. Завидев недавних постояльцев, Гаврила совершенно не удивился. Будто знал, что они вернутся. Он даже не привстал с крыльца. Только кивнул и вопросительно щелкнул себя по горлу. Фролов суетливо замахал руками.
– Нет, нет. Никакого алкоголя. Мы буквально на пару минут. Потом едем дальше. Просто решили притормозить, сказать спасибо и все такое.
Лежащие у крыльца Тузик и Валет, как и Гаврила, не проявили к гостям никакого интереса. Разве что Валет слабо вильнул хвостом, но тут же опасливо посмотрел на хозяина – не переборщил ли я с дружелюбием?
Это тотальное равнодушие задело Фролова до глубины души.
«Наше отсутствие равняется нашему присутствию, то есть нулю», – подумал он.
– А вас, кстати, искали, – неожиданно произнес Гаврила и начал скручивать папиросу. – Военные какие-то.
И добавил равнодушно:
– Хотели вас убить.
Никитин с Фроловым переглянулись.
– За что? – спросил оператор.
– Не знаю, – ответил Гаврила и прикусил цигарку. – Михась проболтался.
Фролов подумал, что такой интерес к его персоне, пожалуй, все же хуже полного отсутствия интереса. Быть убитым – это в его планы не входило. Видимо, Вселенная решила ответить на его философские жалобы иронической усмешкой.
– А что за военные? – спросил Никитин. Как и Фролов, он подумал худшее – возможно, их ищут, чтобы арестовать.
– Не знаю, – ответил Гаврила и, прищурившись, закурил. – Михась сказал, убивать вас будут за то, что вы радиву повесили.
– Да я вообще к радио не имею отношения! – воскликнул Фролов и тут же прикусил язык – фраза прозвучала трусливо, как будто он не только оправдывался, но еще и валил вину на Никитина.
– Я помогал, конечно, – сказал Никитин, спокойно проглотив фроловское малодушие. – Но не пойму, в чем преступление-то.
– Наверное, радиву вешать нельзя, – развел руками Гаврила. – Может, закон такой вышел. Законов-то много сейчас. Не знаешь, какой где нарушишь… Еще Михась сказал, что вы – немцы.
И, выпустив струю дыма, задумчиво добавил:
– Но это вряд ли.
– Это не просто «вряд ли»! – возмутился Фролов. – Это чепуха.
– В