Париж в любви. Элоиза Джеймс
перспективы отъезда во Францию. Особенно их ошеломил тот факт, что из всей нашей семьи только Алессандро говорит по-французски. Хотя дети получили хорошие оценки по французскому, который три года изучали в школе, они действительно не могли объясняться на этом языке. Я пыталась утешить моих скептически настроенных чад тем, что неспособность понимать наших соседей придаст их пребыванию во Франции еще больше шарма. Возникла угроза неповиновения, и я сказала, что в их возрасте тоже терпеть не могла своих родителей. Внушать страх и провоцировать мятеж у своих отпрысков – прямой родительский долг.
Мы поцеловали на прощание друзей, дали обещания насчет Фейсбука и упаковали игрушки. Было закуплено большое количество одежды с логотипами, поскольку один осведомленный друг заверил нас, что демонстрация американских брендов обеспечит популярность в школе Леонардо да Винчи.
Нас ожидал Париж: целый год без лекций и кафедральных обязанностей – просто la vie parisienne.
В августе мы поселились в квартире на улице Консерватории. Эта улица, растянувшаяся на два квартала, славится музыкой, которая в теплые дни доносится из открытых окон консерватории. Мы оказались в девятом округе, в квартале, где проживает много эмигрантов. Там находится Фоли-Бержер, а японских ресторанов больше, чем я могла бы пересчитать.
Я строила великие планы написать четыре книги за время пребывания в Париже: научную книгу о драме якобитских мальчиков в 1607 году, пару любовных романов и один исторический. Но, несмотря на эти амбициозные замыслы, я часами гуляла, а когда дождь стучал в оконное стекло, читала книги в постели. Иногда я тратила две недели на решение кроссворда в «Нью-Йорк таймс», пытаясь каждый вечер найти ключ к разгадке, на что у Уилла Шортца[6], вероятно, ушло бы две секунды.
Довольно скоро я обнаружила один любопытный факт: если писатель не проводит несколько часов за клавиатурой ежедневно, то книга сама не пишется. Я всегда подозревала, что это так, но поскольку выросла в семье писателей (к тому же у нас не было телевизора), то у меня никогда не было шанса это проверить. Даже в бесславный период после колледжа я, вернувшись с работы, корпела над романом. Вспомните, что моя мать сидела в постели в хосписе, правя корректуру. По-видимому, праздность не входила в мою ДНК.
И тем не менее я писала только в Фейсбуке, создавая там что-то вроде хроники онлайн и дублируя ее в сокращенном виде в Твиттере. В конце каждого дня мои крошечные заметки падали со страницы Фейсбука, перемещаясь в Старую почту. Мое щебетание испарялось, столь же эфемерное и тривиальное и столь же сладостное и беззаботное, как наши дни в Париже.
Подборка из этих записок, скомпонованных и отредактированных (некоторые были расширены до коротких эссе), и составила эту книгу. В основном я сохраняла краткую форму, так как она лучше передает аромат моих дней в Париже. Это мимолетные впечатления, зарисовки.
В Париже у меня не было списков необходимых дел и крайних сроков сдачи книг, зато были прогулки в
Редактор «Нью-Йорк таймс», заведующий отделом кроссвордов.