Ты найдешь меня на краю света. Николя Барро
Уоллеса.
– Кто этот И.Н.П.? – Джейн повернулась и выжидательно уставилась на меня. – Или я что-то пропустила? У вас еще что-нибудь его есть?
Я покачал головой. Как и все коллекционеры, она боялась отстать от жизни.
– У меня нет от вас секретов, дорогая Джейн. Это молодой парижский художник Жюльен д’Овидео. Он у меня совсем недавно, – объяснил я, про себя решив немедленно заключить с Жюльеном контракт. – «И.Н.П.» – аббревиатура его девиза: «Искусству нужен простор».
– А-а-а… – протянула она. – «Искусству нужен простор». Прекрасно, прекрасно! – Джейн понимающе кивнула. – А чувствам нужно пространство, так это следует понимать. Жюльен д’Овидео? Ну… в любом случае, Жан Люк, вы должны им заняться. Я чувствую, из этого выйдет толк. У меня чешется нос.
У Джейн Хэстман был большой нос, и когда он вступал в игру, относиться к этому следовало серьезно. Запах больших денег он чувствовал безошибочно.
– Сколько? – спросила она.
И я не стал скромничать. Американка купила «Земляничное сердце» в тот же день, выложив требуемую сумму в долларах.
Джейн себя не помнила от счастья. Я так и передал юному гению. Он обнял меня, оставив на моем голубом пуловере отпечатки испачканных краской рук. К сожалению, этот пуловер был моим любимым. Но кто знает, какая судьба его ждет? Сколько будет стоить через пару лет это «реди-мейд», запечатлевшее счастливейший момент в жизни живописца? В наше время, когда искусством может стать все, и даже «merda di artista» – баночки с экскрементами итальянских художников – идут на аукционе Сотбис в Милане по баснословной цене, я ничего не исключаю.
Так или иначе, в тот вечер мы с Жюльеном пропустили по стаканчику в его неотапливаемой студии, а через пару часов перешли на «ты» и вместе отправились в бар.
На следующий день юный гений появился в «Южной галерее» с больной головой, и мы принялись за подготовку выставки «Искусству нужен простор». Теперь до ее открытия оставалось уже не больше пятнадцати минут.
Но куда запропастилась Марион? С тех пор как у нее появился этот друг на мотоцикле, на нее ни в чем нельзя положиться. Марион училась на искусствоведа и проходила у меня практику. Иногда мне хотелось вышвырнуть ее вон, несмотря на надежды, которые она подавала. Марион постоянно жевала жвачку. Тем не менее порой в голову ей приходили нетривиальные идеи, и она умела обвести посетителей вокруг пальца. Я тоже не раз попадал под действие ее шарма.
Наконец снаружи послышался треск, а потом, цокая высокими каблуками, вошла Марион с раскрасневшимися щеками и в возмутительно коротком платье из черного бархата.
– Это я, – сказала она, поправляя широкий обруч на светлых волосах.
– Когда-нибудь я выгоню тебя отсюда, – пригрозил я. – Разве ты не должна была появиться здесь час назад?
Она улыбнулась, снимая белую нитку с моего пиджака.
– Ну, Жан Люк, подойди сюда, расслабься… Все идет по плану. – Она поцеловала меня в щеку и прошептала: – Не злись, но раньше действительно никак не получалось.
Марион