Королевство. Ю Несбё
младшему брату за мной дерьмо разгребать, – объяснил я, – а с другой стороны, хорошие оценки мне тоже нужны были.
– Ну ладно, раза два, – уступил Карл, – может, три.
Мы замолчали. Делили молчание на троих. Я прислушивался к дыханию Карла – такому знакомому, словно мое собственное. Но я слышал и дыхание еще одного человека. И ощутил укол ревности – не я сейчас лежу внизу и обнимаю его. Снаружи вдруг донесся леденящий крик. Кажется, кричали где-то на пустоши. Или в Хукене. Шеннон что-то пробормотала.
– Она спрашивает, что это за зверь, – сказал Карл, – ворон, верно ведь?
– Ага. – Я выждал еще пару секунд. Во́роны, по крайней мере местные, обычно кричат дважды. Но второго крика не последовало.
– Он предвещает опасность? – спросила Шеннон.
– Может, и так, – не стал возражать я, – а может, где-нибудь километрах в пяти отсюда сидит еще один ворон, которого мы не слышим, и эти двое просто переговариваются.
– И кричат они по-разному?
– Да, – сказал я, – если подойти близко к гнезду, то кричат они иначе. И самки в основном кричат чаще. Иногда так заведутся, хотя и повода-то нету.
Карл хохотнул. Обожаю, как он смеется. Смех у него теплый и добрый.
– Рой о птицах знает больше, чем обо всем остальном. Разве что о машинах столько же. И о заправках.
– Но не про людей, – добавила Шеннон.
По интонации я так и не понял, вопрос это или утверждение.
– Именно, – подхватил Карл, – поэтому он и давал людям названия птиц. Папа был рогатым жаворонком. А мама – каменкой. Дядя Бернард – болотной овсянкой, потому что сперва учился на священника и лишь потом передумал и стал автомехаником, а у болотных овсянок белый воротничок.
Шеннон засмеялась:
– А ты, дорогой, – ты кем был?
– Я был… Кем уж я был-то?
– Луговым коньком, – тихо проговорил я.
– Значит, луговой конек красивый, сильный и умный? – хихикнула Шеннон.
– Может, и так, – поддакнул я.
– Это потому, что он летает выше других, – объяснил Карл, – а еще он громкоголосый и совершает… как уж это называется?
– Вокальные полеты, – подсказал я.
– Вокальные полеты, – повторила Шеннон, – как красиво. А это что такое?
Я вздохнул, будто мне уже осточертело объяснять каждое слово.
– Взлетев как можно выше, он принимается петь, чтобы все видели, как высоко он взлетел, а потом расправляет крылья и опускается – медленно, чтобы лишний раз покрасоваться и показать, какие штуки он умеет.
– Выбитый Карл! – возликовала Шеннон.
– Вылитый, – поправил Карл.
– Вылитый, – повторила она.
– Но даже несмотря на то, что луговой конек любит покрасоваться, хитрецом его не назовешь, – добавил я, – а вот его самого обмануть проще простого. Поэтому его так кукушки и любят – именно в его гнездо они подкладывают свои яйца.
– Бедняжка Карл! – Судя по звуку, Шеннон наградила его смачным поцелуем. – А скажи, Рой, как по-твоему, я – какая птица?
Я задумался.
– Не знаю.
– Да