Змея за пазухой. Виталий Гладкий
близится ужин, а я еще и не завтракал, если не считать чашки чая и черствого бутерброда. – Тут он саркастически ухмыльнулся. – Для миллионера, коим я теперь являюсь, это непозволительно. Нужно вести здоровый образ жизни».
Мысленно посмеявшись над последней фразой, – да уж, вовремя взялся за ум, как раз к пенсии, – Никита сел в машину и покатил в направлении спального района, где в хрущевской пятиэтажке жила заинтересовавшая его девица.
Конечно же скамейки возле дома не пустовали. Старушки-пенсионерки – «Коллеги, етиттвою…» – подумал Никита – щелкали семечки и перемывали кому-то косточки.
– …А ейный хахаль прыг в окно! – Худая бабуля весьма преклонных лет, похожая на мультяшную героиню старушку Шапокляк, вся в ситце Ивановской фабрики, который был произведен во времена застоя, яростно жестикулируя, сидела в окружении более солидных и упитанных товарок, внимавших ей с выражением на лицах, которое бывает во время массового сеанса гипноза. – Со второго этажа! Я ить как раз вядро в мусорку несла, так ён меня едва не сшиб. В одном исподнем! И почесал, и почесал! Вон туды, в кусты. Она и вещи его в окно выбросила, дак куды там! Не до того ему было. И то верно – новый-то у нее милиционер. С левольвертом ходит. Пальнет раз – и на небеса. А ентот так, приходящий.
– Здравствуйте! – чересчур громко сказал Никита, потому что старушки, увлеченные занимательной историей, не обращали на него никакого внимания, хоть пляши перед ними.
Бабульки, как по команде, посмотрели в его сторону, а Шапокляк так и застыла с открытым ртом, не успев закончить фразу.
– Здравствуй, милок, коль не шутишь, – надевая очки, ответила полная старуха в тапочках, носы которых представляли умильные собачьи мордочки.
– Никаких шуток, я серьезно, – сказал Никита и изобразил свою самую привлекательную улыбку – «щедрую», как у полного лоха. – У меня к вам есть один вопрос.
– Спрашивай! – оживилась Шапокляк.
Похоже, во дворе она заведовала выпуском местных новостей, которые собирала по крупинкам, как курица просо.
– В какой квартире живет Терехина? – спросил Никита.
И поразился – старушки изобразили финальную сценку бессмертного «Ревизора». Они уставились на него, как на привидение. Пауза несколько затянулась, и недоумевающий Никита прокашлялся.
– Любка? В девятнадцатой, – наконец ответила Шапокляк. – На втором этаже. Вон ейный подъезд.
– Не подскажете, она дома?
– А где ж ей быть-то? Она ить безработная. Работу ишшет, да все никак… – Тут старушки почему-то захихикали. – Хочет, штоб денежную, дак разве нонче найдешь такую?
– Ну, спасибо вам… – Никита снова заулыбался и даже кивнул, словно поклонился.
Он уже стоял у входа в подъезд, когда сзади его окликнули.
– Ты, мил-человек, у нее долго не задерживайси… – говорила Шапокляк.
– Это почему?
– Тут, вишь, какое дело… – начала осторожно старушка. –