Пятая планета. Виталий Вавикин
– малани. Вы слишком молоды, чтобы понимать это. Но вот первопредки…
– Так ты зол на них за то, что они не сказали тебе, как все будет спустя тысячи лет?
– Сомневаюсь, что их заботило это. Лишь порядок вселенского хаоса. Словно краски, вылитые наудачу на холст в надежде, что случайность создаст идеальную картину, художник.
– Такого не бывает.
– А если для попыток у тебя есть целая вечность?
– Это глупо.
– Это наше начало. Хотя я думаю, что было и что-то прежде. И будет. Ведь для тех, у кого нет времени, будущее может начаться в прошлом, а прошлое в будущем. Кто знает, на какой уровень они перейдут дальше? И кто даст гарантию, что в итоге все это не вернется к своим истокам, продолжив древний путь в молодой расе, которой только предстоит родиться, – Юругу прервался.
Вокруг кипела жизнь, но Пилсу начало казаться, что все это происходит где-то извне, не в его мире, не в его жизни. Белый холст вставлен в мольберт, кисть в одной руке, в другой палитра, но рисунок никогда не родится, не родится желание рисунка, потребность в рисунке, если только рисунком не станет черный непроглядный цвет, которым можно закрасить холст. Все остальное обман, фальшивка. По крайней мере для него – для Пилса. Как цели матери или сестры. В них есть смысл, но они не применимы к нему. Он может лишь рисовать, делать наброски, разбрызгивать краску, надеясь, что рано или поздно родится шедевр. Но у него нет вечности для этого.
– Можно выбрать другой путь, художник, – сказал Юругу голосом внутри головы. – Я могу показать тебе другой путь. Твой собственный путь… – Юругу закрыл глаза, запрокинул голову и начал насвистывать мелодию песни, которую пела Пилсу и его сестре мать, когда он был ребенком. В далеком прошлом, которое когда-нибудь станет будущим. Много лет спустя. В комнате для допросов. За столом. Из уст безумца и убийцы. Из уст брата сестре…
– Не смей, слышишь! – зашипела на него Габу. – Ты не имеешь права вспоминать мать. Не сейчас!
– Почему нет? – спросил Пилс, не открывая глаз, но воспоминания уже померкли, отступили. – Чем плоха ее песня?
– Не из твоих уст!
– Почему?
– Потому что… – Габу бросила взгляд на пожилого следователя, притворявшегося безучастным свидетелем. – Потому что ты – убийца! – сказала она брату, окончательно отбросив сомнения.
– Убийца? – тонкие губы Пилса растянулись в улыбке. – О нет, Габу. Я не убийца. Я элемент сложной мозаики, замысла… Впрочем, как и ты.
– Какого еще к черту замысла? И… при чем тут я? – Габу невольно вспомнила проведенную с Юругу на пляже ночь, снова бросила косой взгляд на старого следователя.
– Система уже запущена, сестра, и ты не сможешь ничего остановить, – и снова улыбка тронула тонкие губы. – Скажи, в ту ночь, что ты провела с красавцем малани… вы ведь не просто гуляли, верно?
– При чем тут это?
– Ответь ему, – попросил Габу следователь. – Это может быть интересно.
– Интересно для кого? Для вас? – она наградила следователя гневным взглядом. – Если