Акции небесного электричества. Елена Нестерина
виде. Держась ближе к ограде, чтобы её не видели охранники оцепления расселённого дома, Юля побежала вперёд. Там было легче выйти к дороге незамеченной.
Подтянув застёжки и сделав большую мужскую куртку поменьше – чтобы не привлекать внимания нероскошным внешним видом, Юля заторопилась вдоль забора заброшенного студенческого кладбища. Когда-то студенты массово бунтовали. И сначала были жестоко подавлены (и оказались здесь), затем записаны в герои, а вот сейчас просто прощены и забыты за неактуальностью их экстремистских идей. Кладбище тоже подвергалось сносу: слишком дорого иметь в черте города заселённую никем площадь. Гудели за забором экскаваторы, рычали трактора. Но кладбище Юля прошла быстро – оно было маленьким. Прошла – и направилась к бесплатному подземному переходу (на центральных улицах таких уже было раз-два и обчёлся, а здесь всё же окраина).
Скоро она затерялась в толпе.
Всякие разговоры были запрещены. Задержанные во время облавы стояли сейчас вдоль стены длинного коридора. Между ними прохаживались вооружённые милицейские охранники. Медленно очередь подтаивала на одного человека – того, кто следующим заходил за чёрную пластиковую дверь кабинета. Больше очередь его не видела: человек уходил через кабинет в другую дверь дальнейшим этапом.
Там, в кабинете, выясняли личность преступника и определяли его судьбу на ближайшее и, на сколько заслужит, отдалённое будущее.
И была судьба у всех, оказывается, разной.
Судьба Володи выглядела неплохо. Подтянутый молодой человек офисного типа в гладко сидящем костюме вошёл в кабинет вслед за ним. Молодого человека кабинетные люди приветствовали, потому что относились к нему с явным почтением. Он уселся за стол в дальнем углу, раскрыл компьютер и с интересом принялся читать-рассматривать что-то на его мониторе.
Володе задавали вопросы, он отвечал. Да, отвечал, собираясь с мыслями, потому иногда подозрительно коротко, а пару раз даже невпопад. Володя думал сейчас о том, как же это будет происходить – то, когда ему придётся подороже продавать свою жизнь. И не очень-то хотелось ему это представлять. Да и делать тоже. Жить вот хотелось. Но как-нибудь хорошо и свободно.
– Повернитесь, я вас сфотографирую, – произнёс молодой офисный человек.
– Я? – Володя резко поднялся со стула.
– Повернитесь, а не прыгайте, – сказал, словно дёрнул Володю за край одежды, лейтенант, который его допрашивал.
Володя уселся ровно, несколько раз прожужжала фотокамера.
И уже через три минуты его направили через проходные комнаты кабинетных лабиринтов сидеть дальше – в узком пенальчике без окон. Рядом с ним, стараясь не присматриваться к шагающим охранникам, ждали будущего молодые ребята. Володя знал двоих из них – жителей артистической коммуны.
Через минут сорок, когда к очереди в пенальчике прибавилось ещё трое, молодой человек-начальник пришёл к ним с лёгким свежемагазинным скрипом красивой обуви. Вооружённая