Убийство с продолжением. Виктор Юнак
да, кажись, такое было. Тогда рельсы меняли и электрички ходили только до Касьяновки.
– Ага! А это километров сколько отсюда будет?
– Ну, наверное, шесть-семь-то точно.
– Вот и нас тогда с мамой дядь Миша ездил встречать в Касьяновку на своем мотоцикле с коляской.
– Был, был у нас такой. Ой, да почитай лет двадцать служил нам верой и правдой, – тетка взмахнула рукой и улыбнулась. – И что же тебе запомнилось, касатик?
– Жара запомнилась страшная, и ветер такой, что песок в воздухе кружился, а у меня на голове была панамка. Дядь Миша посадил меня в коляску, закрыл попоной, так что только одна голова в панамке и торчала, а мамка села на заднее сиденье. Ну, и поехали. А ветер же! А у меня руки спрятаны. Ну, и ветер сорвал у меня с головы панамку. Я как зареву. А поскольку ветер шумит, да еще мамка с дядей разговаривают в голос, ну и не сразу услышали мой рев. Когда же, наконец, услышали, дядя остановился, испуганно смотрит на меня сбоку и с высоты своего сиденья, а потом взгляд на мамку перевел. А мамуля меня спрашивает:
– Что случилось, малыш?
А я тогда еще толком не говорил, «манамка», кричу, «манамка». Мать не сразу поняла, а дядь Миша тут же:
– Может, он того, обосрался? И мамку зовет.
– Нет, – кричу, – манамка.
Наконец мне удалось вытащить руки, и я показываю на голову и еще громче слезами заливаюсь. И тут мама сообразила:
– Миш, он панамку потерял. В голову же напечет. Что делать?
– Что делать, что делать? Назад ехать, искать эту манамку, едрить ее в колено.
Тетка захохотала до икоты, когда немного успокоилась, спросила:
– Нашли?
– Нашли, конечно. Но ехали назад довольно долго. Потому как не торопились, чтобы не пропустить.
– А мне, заразы, ни Мишка, ни Зинка об том не рассказали.
– Да, скорее всего, и забыли о том, пока доехали.
Вспомнили и дочку их, Веру, как Илья, который был на пару лет младше сестры, однажды (ему было тогда лет десять) с ней пошел в лес (тогда дядя с теткой жили на даче) и едва не попал с ней под копыта кабана, которого кто-то напугал, и он мчался, не разбирая дороги, прямо на них. Илья, более ловкий, как мальчик, успел прижаться к дереву, а Вера пыталась перепрыгнуть через куст, который, как ей думалось, и спасет ее от кабана. Но тот успел добежать до нее раньше и сшибить с ног, пробежавшись по ней своими копытами. Илье еле удалось довести ее домой – где-то он ее тащил на себе, где-то она сама шла. До дачи было недалеко, но они шли больше часа. Потом Вера долго болела, но и после выздоровления долго мучилась с желудком. А через год – новая беда, на сей раз уже в Семиреченске. Плавала с подружками, заплыла далековато, судорога в прохладной воде свела сразу обе ноги. Она кричала, звала на помощь, но спасти ее не успели.
При воспоминании о дочери тетя Клава расплакалась еще больше. Достоевский налил ей полный стакан водки, поставил перед ней. Затем налил и себе, но едва ли не половину стакана.
– Теть Клав, давайте выпьем еще и за помин души Верочки. Мы с ней дружили по-настоящему.
– Давай, Илюша! – высморкавшись в фартук,