Лестница Иакова. Николай Пернай
кроме пороха. Но иногда винтовочный ствол после терпеливого вымачивания в керосине удавалось отчистить от ржавчины и использовать для изготовления самопала.
Обычно самопалы делались из медных или стальных трубок. Трубка обрезалась в виде миниатюрного подобия старинной пушки и прикреплялась к небольшому ложу, выпиленному из куска дерева. К маленькому отверстию в трубке на резинке прижималась головка спички. Если в трубку насыпать немного пороха, а потом вставить несколько дробинок и закрыть пыжом, то – всё: самопал к бою готов. Достаточно чиркнуть коробком спичек по головке, спичка загоралась, и её огонь через прорезь проникал в ствол. Порох воспламенялся и происходил выстрел.
Такие самопалы были почти у всех пацанов. Каждому хотелось пострелять. Но стрелять дома или на улице было не принято: наши мамы очень не любили это увлечение и пугались выстрелов, а отцы – у кого они были, – бывшие фронтовики, только посмеивались: «Ничего, пускай…». Был самопал и у меня. Вместе с пацанами мы уходили на пустынный глодянский шлях, где в придорожных широких кюветах устанавливали самодельные мишени и соревновались в стрельбе.
Никто никогда не играл с самопалом, а шутя, не целился в другого. Никто. Никогда. Занимались этими делами скрытно, опасаясь посторонних. Всё ж – оружие огнестрельное. Запрещенное.
Однажды я помогал дедушке Николаю. Ему зачем-то понадобилась старая рессора, и он послал меня за сарай, посмотреть, нет ли там в куче старого железа того, что ему нужно. Рессору я нашел быстро, но нашел ещё кое-что – старый австрийский ствол с надписью на тыльном утолщении «Menlicher». Ствол был в хорошем состоянии, причем даже не заржавленный.
Дедушке я, конечно, ничего не сказал и, таясь от любопытных взглядов, начал из ствола мастерить самопал. Особенно долго пришлось возиться с пропиливанием запального отверстия и вырезанием деревянного ложа с двумя ручками, – чтоб было как у немецкого автомата. Никто из домашних не догадывался, чем я занимаюсь.
Недели через две всё было готово, и я позвал своего приятеля Лёньку Бомбу. С Ленькой мы учились в одном классе, хотя он был на три года старше меня. Бомбой его звали, наверное, из-за странного устройства большой стриженой под бокс конопатой головы, которая немного кривовато была приклёпана прямо к туловищу, как головка артиллерийского снаряда к гильзе. Когда он разговаривал, то разворачивался к собеседнику всем своим голово-туловищным корпусом.
– Ну-ка посмотри, – сказал я, показывая своё произведение Лёньке. – Оцени.
– Вот это – да, – восхищенно сказал Лёнька, рассматривая самопал. – Вот это пушка! На стволе есть даже мушка и прицельная планка. А порох есть?
– Есть, навалом.
– А у меня есть утиная дробь и картечь.
Сговорились: завтра за городом провести пробные стрельбы.
На следующий день после школы Бомба пришел ко мне с двумя спичечными коробками, в которых была дробь и картечь. Я уложил в мешок свой «менлихер» и кусок доски – мишень, в карманы положил коробки спичек и пороха. Мы пошли.
Дорога предполагалась неблизкая, потому что надо было найти место для стрельбы: чтобы оно было и безлюдное, и безопасное. Мы долго бродили по рышканскому