Темные ущелья. Ричард Морган
шествовали по улицам Орнли, окруженные своими охранниками, бросая злобные взгляды на местных жителей и друг на друга, когда их пути пересекались. Отчаянно желая пригасить пламя, Хальд и Ракан обычно оставались в городе с большей частью своих подчиненных, выдумывали им множество занятий, устраивали изнурительные тренировки – делали все возможное, чтобы избавиться от закипающего ощущения скуки и разочарования.
Эгар свел знакомство с местными шлюхами.
А Махмаль Шанта сидел в своей каюте на борту флагманского корабля «Гордость Ихельтета», отчаянно кашлял, сплевывал мокроту, пил горячие травяные настойки и корпел над картами, делая вид, что не планирует их возвращение домой с пустыми руками.
Поиски продолжались, и Рингил с морпехами, которыми время от времени командовал сам Хальд, снова и снова отправлялись копать. Таков был негласный уговор: Гил всегда оставался на передовой. Он владел заклинаниями и клинком из чужеродной стали; если бы Иллракский Подменыш выскочил из очередной могилы в воинственном настроении, только Рингил Эскиат мог с ним справиться. Когда наиболее многообещающие обрывки легенд и слухов о местах вблизи от города закончились, Ньянару и «Гибели дракона» поручили возить их к тем местам, где на побережье находились – предположительно – интересующие экспедицию могилы. В общем, они теперь постоянно мотались туда-сюда на корабле.
Подкрадывалось ощущение, что они хватаются за соломинку. Просто повторяют бессмысленную последовательность действий. Терпение никогда не было сильной стороной Гила, а теперь от него и вовсе ничего не осталось. Нестерпимое желание кого-нибудь прикончить преследовало его днем и ночью. Чего бы он только не отдал за то, чтобы из сырой земли и травы прямо перед ним, прямо сейчас вынырнул Подменыш с мечом в руке и горящими немертвыми глазами.
Он бы скосил ублюдка как ячмень.
Овечья тропа неторопливо петляла по склону холма, и череда узких поворотов постепенно приближала их к долине. Кое-где из вереска торчали руины разрушенных маленьких ферм: дымоходы и обвалившиеся каменные стены напоминали останки лодок, утонувших на мелководье. Грязные овцы паслись на склоне, держась в отдалении, терпеливо жуя и наблюдая, как отряд идет мимо. Одна или две из тех, что были ближе, неуклюже поспешили убраться в сторону от тропы, как будто их заранее предупредили о настроении Гила.
«Я выкину гребаного Кормчего за борт, когда мы вернемся. Утоплю его в проливе Орнли без троса и пусть гниет на дне.
Если Арчет меня не опередит.
Я его…»
Он резко остановился, из-за бурлящего внутри гнева с опозданием сообразив, что дорогу преграждает какое-то существо. Отпрянул на пару дюймов.
Позади смолкла болтовня морпехов.
На тропе стоял баран. Большой, почти вдвое больше овец, которых они видели раньше, и старый, с рогами толстыми, как кулаки, изогнутыми дважды и с торчащими книзу острыми концами. Шерсть у него была грязная, желтовато-белая, свалявшаяся на широкой,