Невинная виновна. Часть первая. Фатма Ахмед кызы Набиева
заменить его сына, как бы я этого не хотел, даже несмотря на то, что я всегда рядом с ним». Айлын ему в ответ: «В этом я с тобой полностью согласна, никто никому не сможет заменить его настоящих родных, но всё же люди всегда пытаются найти хоть какую-то надежду». Шутя, Рамиз сказал: «Постой, ты согласишься со всем, что я скажу?» Айлын сразу поняла о чём он имеет ввиду и сказала ему: «Смотри единственный мой джаным, дядин сын». Рамиз ей: «Единственный?» Айлын ему: «Имя Рамиз бей ты не принимаешь. Рамиз это будет звучать так будто бы мы с тобой чужие люди, разве ты не сам говорил до этого, что ты будешь рядом со мной?» Рамиз ей: «Да сказал, конечно же я с тобой, никаких сомнений не должно возникнуть». Айлын ему: «Разве ты не мой единственный? Кроме тебя у дяди есть ещё один сын, о котором я не знаю?» Он посмеялся над её словами, сказав: «Нет джаным, пока что нет, этого я точно знаю. Я смотрю ты очень шутливая, мой отец вряд ли сможет глянуть на какую-нибудь другую женщину после всех угроз со стороны моей мамы, так что это очень маловероятно. Но точно я сказать не могу, ведь как у вас у женщин говорится, что к мужчинам у вас нет абсолютно никакого доверия, и быть может в будущем, возможно, у меня будет братик или сестрёнка». Айлын ему: «Это что за джаным?» Рамиз ей: «А кроме меня у тёти есть дочь?» На что Айлын ответила: «Нет только я одна». Рамиз: «Ну вот, отныне слово джаным теперь принадлежит тебе, а поскольку мы с тобой родные, ты считаешься моей джаным». Айлын: «А кто же у меня ещё может быть кроме вас? Конечно же, с этого момента мы считаемся как одно целое, всё правильно говоришь дядин сын». В этот момент у Айлын исчезло всё настроение, ведь осознание того, что она теперь осталась сиротой всё больше и больше вызывало у неё душераздирающую боль. Увидев печаль на лице Айлын, Рамиз решил отвлечь её шуткой: «Знай, отныне ты можешь и меня звать джаным». Айлын ему: «Джаныммы?» Рамиз, посмеявшись сказал: «Нууу ладно, тогда слово джаным вычёркиваем из списка, я буду единственным, а тебя я буду называть моей очень красивой, памятью, оставшейся от моей тёти». Айлын ему: «Было бы лучше, если бы на их месте умерла я. И тогда этого дня не настало бы». Рамиз упрекнул её: «Джаным не смей говорить так о себе, это грех! Аллах не любит слышать такие слова. Но как бы этого не хотелось, но увы, к сожалению, мы не можем изменить судьбу, предначертанную на нашем лбу, – в попытке поддержать свою кузину он обхватил её руками и обнял, надеясь, что это даст ей хоть каплю надежды. – Сама погляди, у тебя есть я, у тебя есть дядя. Я знаю ты чувствуешь себя так угрюмо из-за моей мамы. Но с временем она тоже привыкнет и примет тебя, потерпи немного. Ради меня и ради дяди, останься с нами, здесь мне очень одиноко. У меня нет ни брата, ни сестры. Но если ты останешься, то быть может я тоже буду сидеть дома и не буду скучать, за одно и пить перестану, и твой дядя перестанет на меня сердиться».
Однако Рамиз даже и не подозревал, что за ним всё время стоял его отец, который слушал всё что говорил