Школа темных. Ангел шторма. Ольга Пашнина
шепот я узнаю из тысячи, даже если грянут залпом сотни пушек, я все равно различу его среди грохота. Он звучит не только в реальности, но и в моей голове, каждую ночь звучит, каждое утро. Голос въелся, впитался, вместе с кровью течет по моим венам.
Акорион научил меня жить оглядываясь, но еще я поняла, когда выходила к его птицам, что прятаться и дрожать за закрытой дверью всегда страшнее. Поэтому я вскочила с постели и распахнула дверь, в то время как рука уже тянулась к браслету с крупицами.
Но в коридоре было пусто.
– Черт, – пробормотала я, потерев глаза, – я уснула?
Ответом, конечно, стала тишина.
Но даже если я вдруг задремала за книжкой, забыв принять зелье, и мне снова приснился Акорион, сон сняло как рукой. Можно было, конечно, увеличить дозу, но меня так напичкали этими зельями в лазарете, что хотелось хоть немного отдохнуть и не просыпаться с абсолютно пустой и глупой головой.
При виде книги к горлу подкатила тошнота. Решив, что трактат о воспитании проблемной жены прочту попозже, я спустилась на кухню. Долго смотрела в шкаф, выбирая между печеньем и конфетами, а потом поняла, что хочу пряников. Как делала мама: имбирных, с какао и хрустящей белой глазурью.
Рианнон разрешала хозяйничать на кухне, и в первый день я приготовила так полюбившуюся Брине маргариту. Так что вряд ли леди Найтингрин станет возражать, если я сниму стресс за готовкой. Благо продуктов было в достатке, хватило бы на целый мешок пряников. И имбирь здесь жаловали: с ним получался потрясающе вкусный и, как ни странно, освежающий фруктовый коктейль.
Физическая работа успокаивала. Я старалась не думать ни о чем, кроме теста, хотя черные окна и виднеющийся в дверном проеме кусочек темной гостиной так и навевали жуткие мысли.
Но я заставляла себя думать о пряниках, Бале Огня, до которого еще учиться и учиться, о новых предметах, ну и обо всяком таком… насущном.
Под конец, когда пряники остыли, а я сидела, сосредоточенно расписывая их разноцветной глазурью, спустилась Брина. За окном занимался рассвет, а значит, ей скоро предстояло изображать счастливую, едва проснувшуюся красотку.
– Что ты делаешь? – хмуро поинтересовалась она.
– Пеку имбирные пряники. Мне не спится.
– У тебя плохое настроение?
– С чего ты взяла?
Брина подошла к столу.
– Даже не знаю… потому что это, – ткнула в ближайший пряник, – имбирный гроб. Это – имбирное надгробие. О, а это сердечко? Ты для него черную глазурь замешиваешь?
– Я сделала имбирный цветочек.
Брина скептически хмыкнула.
– Для имбирной могилки? Значит, ты все же расстроилась из-за брата?
– Да при чем тут твой брат? – с раздражением отмахнулась я. – Весь мир вертится вокруг ди Файров, конечно. Пусть женится на ком хочет, счастья ему и здоровья в личной жизни. Дело не в нем.
– Тогда в ком?
– В Кеймане.
– В Кеймане? – Брина поперхнулась чаем. – Это ты для него кладбище глазурью покрыла?
– Нет.