Шиза: три в одной. Юлия Анатольевна Нифонтова
не обращать внимания. Сдав младшего умственно отсталого сына в интернат, мамЛюда месяцами не выходила из запоев. О старшеньком вспоминала только, когда, умирая от похмельного угара, клянчила гроши на «лекарство». То, что Карагаевна доживает последние дни, Антип узнал от бабкиного соседа, случайно столкнувшись с ним на рынке. Тот рассказал, мол, Людка уже из хаты последние ложки вынесла. Ты бы поторопился, паря, видать бабуся совсем плохая.
Бросив все дела, Антип тут же пулей рванул на кривую улочку с полудеревенским укладом. В пути его до дрожи колотила только одна мысль: «Только бы успеть! Только бы не опоздать!» Вбежав в покосившийся домик, он грубо оттолкнул мать от смертного одра. В порыве нежной преданной любви внук с восторгом, схватив бабкину руку, похожую на скрюченную куриную лапку, трижды ликующе возвестил миру:
– Беру! Беру!! Беру!!!
Тут же из открытого рта старухи вместе с последним смертным рыком выплыло чёрное дымное облачко, похожее на такое, что выпускают иной раз автомобили из выхлопной трубы. Антип словно только этого и ждал. Он втянул чёрный дымок с таким неподдельным удовольствием и смаком, словно нюхал самое вкусное на свете блюдо – свои любимые свиные шашлыки. Облачко уже полностью вошло в его раздувающиеся красные ноздри, а он продолжал вдыхать воздух с блаженным выражением лица, словно теперь это было уже не жареное мясо, а тонкий чарующий цветочный аромат. Да он и сам теперь напоминал раскрывающийся бутон. Его сутулые плечи расправились, запойное лицо потеряло одутловатую помятость, а глаза из блёкло-серых сделались стальными и сверкали теперь колючим торжествующим огнём.
Во время всей этой метаморфозы мамЛюда, опустив глаза долу, как кроткая смиренница, делала вид, что ничего необычного с её сыном не происходит. Преобразившийся Антип теперь не нуждался ни в чьей поддержке и руководстве. Он деловито щупал бабулин пульс, как заправский врач. Наконец, тень лёгкой злорадной улыбки коснулась его лица.
– Всё. Кончилась.
Пока мамЛюда причитала, хваталась за сердце и рыскала в поисках заначки, Антип успел остановить ходики с кукушкой и завешать покрывалом трюмо. Приказав матери вызывать скорую, он полез в подпол. На недоумённый вопрос матери, для чего сын в столь не подходящий момент полез «чёртикуда», Антип отмахнулся от неё, как от назойливой мухи.
В подполе, полном заплесневелой картошки, Антип отыскал на полке среди запылённых банок небольшой металлический ящик. Его крышку украшали выпуклые и, наоборот, вдавленные узоры из витиеватых латинских букв, видимо, составляющих неизвестные слова. Парень открыл ящик, там лежала толстая, очень старая книга в чёрном замусоленном переплёте, связка необычных чёрных свечей и шар мутного стекла в бархатной тряпице. Вместо названия и фамилии автора в тусклом свете маленькой лампы на обложке мерцал лишь знак пентаграммы.
Антип удовлетворённо осклабился и закатил глаза. Если бы кто-нибудь мог наблюдать за ним в этом грязном подполе, то, конечно, сразу бы понял, что это самый важный и радостный момент жизни молодого