Люблю. Ирина Нельсон
и стал он Шариком.
Он и правда вырос огромным псом. Я любила играть с ним в цирк – раскрывала ему пасть и изображала бесстрашного укротителя, засовывавшего голову в пасть льву. Шарик не возражал.
Когда я была маленькой, я любила наблюдать за людьми. У меня была очень развита интуиция, и я то и дело задавалась вопросом, почему люди так часто поступают некрасиво. Почему они могут врать? Почему они так жестоки? Почему они творят зло – и совершенно не раскаиваются в этом?
И я начала противопоставлять людей и животных. И понимала, что мир животных – чище и справедливее. Да, они живут инстинктами. Да, хищники едят травоядных. Но при этом… при этом они не поступают подло. Они не могут больно ранить душу. Да, волк съел зайца – но такова его сущность. Он не может иначе. Это природа. Это их мир. Люди же могут иначе – но творят зло.
Помню, в школе в меня был безумно влюблен мальчик. Он ходил за мной, ухаживал, носил портфель, всячески старался мне понравиться, а я… Я не любила его. Более того, он вызывал у меня какое-то странное непонятное отторжение.
Чуть позже я узнала, что он мучит котят. Да, на том же самом поле, на той же самой помойке, откуда я приносила, спасала малышей, он собирает котят и… Он рассказывал о том, что делает, с невероятным наслаждением. О том, как отрывает им что-то, как выкалывает им глаза, как… Я была шокирована. В ступоре. В ужасе. Для меня это было невозможно, непонятно, непостижимо – как?! Зачем?
У нас было много живности: птица и свиньи. А они, увы, не живут вечно.
И тот день, когда наступал момент, что теленок, которого я выращивала, холила и лелеяла, должен быть забит – тот день был для меня самым тяжелым. Я убегала из дома – или, наоборот, забегала в самую дальнюю комнату, пряталась там в шкафу, затыкала себе подушками уши… Я не слышала ничего – ни рева, ни криков, ни звуков ударов – но я понимала, что происходит во дворе. И мне было безумно, безумно больно все это переносить.
Главным мастером по забою у нас был священник нашей местной, барабинской церкви. Мастер своего дела, без шуток. Его всегда приглашали – и он делал работу профессионально, без лишней жестокости, раз – и все… Никто не видел диссонанса между его саном и делом забойщика. Никто не удивлялся, не задавал вопросов – да и он сам, судя по всему, не видел ничего странного в этом.
А совсем недавно я узнала, что он – уже глубоко пожилой человек, живущий сейчас все там же, в городе моего детства, – перешел на вегетарианство. Сказал: «Богу необязательно, чтобы человек ел мясо». Богу – необязательно. А так ли обязательно нам, людям?
Была у нас еще и корова, которую звали Зорька. У неё было очень тугое вымя. А мы говорили – тугие такие сиськи у Зорьки! Я несколько раз пыталась её доить, но это мне не удавалось – даже мама едва-едва справлялась. И между собой мы говорили про неё, что она «тугосисяя». Хорошо, что она не понимала, а то бы обиделась, наверное. Или это комплимент?
Да, она была очень тугосисяя и очень гордая и независимая корова. Со своим характером, самодостаточная, и мы часто шутили, что именно характером она очень похожа на свою хозяйку, на мою маму.
Зорька