Полынь – сухие слёзы. Анастасия Туманова
и всё! И ничего тут дурного нету, а наоборот, господь велел покоряться! Да боже мой, меня Амалия Казимировна со свету сживут, ежели узнают, что вы… Вы уж, за-ради Христа, не говорите ей!
– Я… не скажу. – Одна мысль о разговоре с Веневицкой, которой он боялся до полусмерти, ужасала Никиту. – Не беспокойся.
– Вот и спасибо вам… – Настя, неловко оправив рукава рубахи, продолжила тереть половицы. Но она больше не пела, и по её слишком размашистым, нервным движениям было заметно, что слова Никиты крайне взволновали её. Расстроенный этим, так ничего и не понявший, мальчик взял свою деревянную сабельку и ушёл в сад.
В ночь перед отъездом Аркадия в Петербург поднялся ветер. Сучья старой разлапистой липы стучали по крыше дома, в трубе что-то утробно завывало, и Никита, боясь домового, то и дело нырял с головой под своё одеяло. Но даже туда, в душную темноту, проникали приглушённые причитания из-за стены.
– Ой, барин, сердечушко моё, да за-ради Христа возьмите вы меня с собой… Пропаду я тут без вас, как есть пропаду-у-у…
– Вот ведь глупая, куда же я тебя возьму? – Аркадий смеялся, но голос его казался раздосадованным. – В полк? Денщиком, что ли, мне тебя брать? Сама рассуди…
– Ой, барин, да что же мне делать-то? Что ж мне, дуре, теперь поделать?
– Бог ты мой, да делай то же, что всегда! Присматривай тут за братцем… Жди меня. Будущим летом, даст бог, я приеду в отпуск. Да перестань ты рыдать!
– Ой, барин, миленький, простите… Ой, люблю я вас, видит бог, люблю… Ой, да как же мне, как же мне тут без ва-а-ас…
– Вот что, Настасья, прекрати голосить! – сурово повысил голос Аркадий. – Ты сейчас перебудишь весь дом! Ну, выйди воды попей, что ли… А лучше всего ступай спать. Мне вставать на рассвете, а тут ты со своими причитаниями…
– Ой, Аркадий Владимирыч, не гоните, ой, последнюю-то ночушку на вас поглядеть… Не извольте гневаться, я сейчас, сейчас… – послышались торопливые сморкания, всхлипы.
Вскоре наступила тишина. А затем раздался удовлетворённый голос Аркадия:
– Ну, вот и умница. Ты ведь и сама всё понимаешь, верно? Иди ко мне, и, не обессудь, будем спать. Иначе меня с утра не поднять никакими силами.
Через некоторое время до Никиты донёсся ровный, спокойный храп брата. Но Настя не спала, мальчик слышал это: в ночной тишине отчётливо раздавался каждый её всхлип. Уже перед рассветом, сквозь дрёму, Никита услышал, как горничная поднялась и на цыпочках вышла из комнаты: нужно было ставить самовар и согреть воды для умывания.
Известие о беременности Насти грянуло только в конце зимы. Всё открылось, когда срок был уже больше семи месяцев: как Насте удавалось так долго скрывать своё положение, не мог понять никто. Амалия долго расспрашивала бледную, плачущую Настю в девичьей, затем на всякий случай дала ей две оплеухи и двинулась к барину.
Осторожно, с запинками и оговорками, Амалия рассказала всё как есть, туманно намекнув на возможного отца