Сумасшедшая площадь. Борис Ветров
окнах и балконах. Дома стали похожи на следственные изоляторы, а жильцы – на недоверчивых и бдительных надзирателей.
Но эта дверь – тяжелая, еще в древности обитая дерматином и медными гвоздиками, была вне временных потрясений. И звонок на ней сохранился старый – из прошлого века, механический. Надо было покрутить устройство, похожее на ключик к заводным машинкам с той стороны, и в темном коридоре раздавался скрежещущий звук. В квартире слегка пахнет сыростью, старым деревом и картошкой – на площадке кто-то из соседей хранит сундук с овощами. Я распаковываю вещи и устраиваю их в большом кафедральном гардеробе. Кроме него тут встал антикварный комод и тахта с высокими резными спинками. На комоде – бронзовая статуэтка какой-то античной богини. В руке у нее подсвечник.
Вторая комната содержит в себе старое пианино, письменный стол, несколько резных стульев и кинематографичный кожаный диван с круглыми валиками, какой можно видеть в музее-квартире Ленина в Кремле. Обеденный стол расположился в просторной кухне, тут же навалился на пол всей тяжестью замечательный буфет с цветными стеклами в дверцах. В буфете полно старой посуды – мне нравятся медные стопки и хрусталь. Ванная несколько запущена, и я решаю два дня посвятить генеральной уборке. Я еще некоторое время совершаю передвижения по квартире, пью зеленый чай, съедаю кукурузный початок из вакуумной упаковки и погружаюсь в прохладу старой кровати. Отблеск фонаря во дворе ложится на подсвечник в руках бронзовой богини и кажется, что она зажгла для меня ночник. Сегодня мне ничего не приснится.
***
Утро следующего дня застает меня в промтоварном магазине – я покупаю все для правильного содержания жилья. Потом меня можно наблюдать в туалете и ванной комнате – я чищу сантехнику, кафель и зеркала. Теперь я могу лечь в теплую воду – я очень соскучился по этому ощущению. В Сретенске мы жили в полублагоустроенной квартире, а в артели была баня. Искушение так близко, что я готов сделать это прямо сейчас, но инстинкт напоминает о наступающем голоде. Надо идти в магазин – и это одно из самых ненавистных мне занятий. Выкурив сигарету на кухне, я решаю сходить в какое-нибудь кафе, а на вечер купить овощей и сока.
По сравнению с утром, заметно потеплело. В Чите нередки такие вот теплые дни в ноябре, когда можно обойтись без шапок и перчаток. Впрочем, шапки я не ношу уже много лет и только в тайге надеваю вязаные изделия, почему-то именуемые пидорками. Я незнаком с читинским общепитом, и потому сейчас решаю дойти до «Империи», надеясь, что днем там нет музыки, и есть супы.
Музыки в «Империи» и, правда, нет. Зато там опять сидят две брюнетки – золотая и симпатичная. Перед ними – на треть опустошенная бутылка красного вина и тарелки с какой-то едой. Неприветливая девушка в черно-белой униформе принесла мне овощной суп, минералку и чашку эспрессо. Я решаю пересесть так, чтобы оказаться к брюнеткам спиной, но поздно. Та, что ушла в прошлый раз с седовласым эрегированным мачо, направляется ко мне.
– Здравствуйте,