Легко на сердце (сборник). Мария Метлицкая
два или три.
И бабушка Сашина в ожидании мужа перенесла два инфаркта и скончалась до его возвращения.
Наутро всем было неловко смотреть друг на друга. Но она нашла в себе силы и после завтрака тихо, но твердо сказала:
– Вы их… простите, пожалуйста! А я тут совсем ни при чем. Дети за отца, как известно… Что я могла поделать, слыша все это? Только страдать и краснеть.
Саша посмотрел на Владу, потом подошел к ней и обнял. Она выдохнула, поняв, что все образуется.
Вечером он принес два букета огромных садовых ромашек – ей и маме, – сказал, что купил у метро, у бабули. Потом сели ужинать, и неловкость постепенно исчезала, словно ее и не было.
А дня через три, выйдя из дверей института, она увидела мать. Та стояла, как всегда, в стороне и вглядывалась в толпу выходящих студентов.
– Владлена! – крикнула мать и быстро пошла ей навстречу.
– Зачем ты пришла? – сухо спросила Влада. – Я, знаешь ли, не соскучилась. Ты уж прости.
Мать разрыдалась.
– Отец в больнице! Ему совсем плохо, тяжелый инфаркт.
Влада молчала, опустив глаза. На мать ей смотреть не хотелось.
– И что вам от меня надо? – спросила она, подняв глаза.
– Доченька! – взмолилась мать. – Он… очень просит тебя приехать. Очень, слышишь? Может быть, он, – она помолчала, – попросит прощения?
– Ладно, подумаю, – ответила Влада, – до завтра подумаю!
Она развернулась и пошла догонять одногруппников.
Вечером она сказала любимому, что приходила мать. Тот молча выслушал и спросил:
– И что ты решила? Поедешь?
– А что бы сделал ты? На моем несчастном месте? Ты б не поехал?
– Я – нет! – резко отрезал он. – Никогда!
– А я – да! – так же резко ответила она. – А ты не подумал, если… ну, он умрет. Как мне потом с этим жить?
– Об этом и речь! – воскликнул он. – Ты ведь в нем совсем не нуждаешься. И в извинениях его тоже. Ты… хочешь облегчить свою участь. Совесть свою! Ну, чтобы потом без раскаяния и чувства вины. А это знаешь как называется? Может, поспоришь со мной? Я не прав?
– Мне наплевать, что ты думаешь по этому поводу. И наплевать, как это все называется. Это мой отец, и он умирает! А тебе… Тебе, прости, незнакомо это чувство, и все. Вот поэтому ты меня осуждаешь и выговариваешь! Или я не права?
Он не ответил. Просто встал и вышел из комнаты. А она осталась. Сидела на чужой кушетке, в чужой квартире, понимая, что из комнаты сегодня не выйдет. И больше всего на свете ей захотелось домой.
Вот чудеса… Дура какая, господи!
Она вышла из комнаты, тихо прошла мимо кухни, где работал телевизор и была, слава богу, прикрыта дверь, и открыла входную дверь. На секунду задумалась, застряла, но, вздохнув, все-таки вышла на лестничную клетку.
В конце концов, она, и только она, здесь принимает решение. Это ее семья! Какая бы она ни была. Ее отец и ее мать. И никто – никто, кроме нее самой, просто не имеет права решать, как ей быть. И еще – осуждать. Ее семью. И даже не самых лучших родителей.
Мать,