Невеста Перуна. Наталья Ладица
что живет правильно, и что когда настанет его кон, не придется стоять пред богами с опущенной от стыда головой. Этот маленький старичок разбудил в душе князя старые сомнения, которые иногда принимались изводить его. Вспомнился отец, столь же безжалостный к окружающим. Даже он, родной сын, не мог похвастаться любовью к нему, что же говорить об остальных. Рядом с фигурой отца встала мать – бесконечно добрая и мудрая женщина, которая, однако, могла заставить прислушаться к себе не только убеленных сединами старейшин, но и своего мужа, сурового князя Годослава. Все, кого знал Рюрик, с теплотой и любовью отзывались о его матери Умиле. Даже старики говаривали, что с ее появлением Годослав стал гораздо спокойней, а окрестные ребятишки часто ходили за ней гурьбой. Да, эту женщину многое связывало с миром живых, но она будто черпала силу из этих оков, не становясь от этого слабее.
Белун же безжалостно продолжал:
– Сегодня ты обидел своего единственного близкого друга – просто так, из прихоти. Да ещё и негодуешь – плохо, видите ли, подумал о тебе! А как мыслишь, что он нынче чувствует? Не думаю, что тебе сейчас хотелось бы оказаться в его шкуре. Ты ведь сам видишь, защитить девушек в случае чего некому. Сварг уже стар, сам Олег заходит не каждый день, а иногда и в походы с тобой ходит либо за полюдьем уезжает. Долго лихому человеку или же могучему князю натворить беды? А сироту, сам знаешь, всякий обидеть норовит. Может, ты и не держишь камня за пазухой, но кто может знать наверняка твои думки потаённые? Потому и Олег завел этот разговор. Потому и я защищаю его сестер как могу.
Рюрик глубоко вздохнул. Неожиданно вспомнилось, как он, будучи еще маленьким мальчиком, был жестоко высмеян отцом за какую-то незначительную провинность, и, спрятавшись на заднем дворе, глотая слезы, клялся сам себе, что никогда не станет таким. Но разве он сдержал ту клятву?
– Что ж, понимаю. Ладно, суседушка, я прочно запомню твои сегодняшние слова. Впредь будем жить в мире и согласии. Ты тоже не сердись, что я тебя так об пол ринул.
– Да чего уж там, – отмахнулся Белун. – Однако же и силищи у тебя! Если ты, будучи больным и слабым, сумел так ловко со мною справиться, то когда в полную силу войдешь, небось, и подавно все косточки пересчитаешь, ежели что. Эх, заболтался я с тобой, а ведь у меня еще дел много. Ты спи, княже, до самого рассвета теперь тебя не побеспокою.
Внезапно Рюрик почувствовал, что безмерно устал. Веки будто налились свинцом, глаза сами собой закрылись, все тело, будто тонким покрывалом, обволокла сладкая истома. То ли во сне, то ли въявь князь увидел, как вместо заросшего до самых глаз домового над ним склонилась улыбающаяся Ефанда, услышал ее тихий, словно шелест молодой весенней листвы, голос:
“Спи, княже, спи, любый мой. Нет ничего целительней хорошей еды и крепкого, спокойного сна. Забудь свои тревоги и заботы, оставь горечь и печаль. Ты сейчас не князь, не воин, ты – простой смертный, который, как и все остальные, хочет свою толику счастья. Спи, Рюрик, спи крепко. Сон вернет тебе отобранные недугом силы, победит слабость, прогонит раздражение и злость, и счастье золотым солнцем